сосланные туда стрельцы. Они там отбывают наказание, государь!
– И что с того?
– Ты меня не услышал, государь. Это опальные стрельцы. Ты на них свой гнев положил и сослал службу править на окраинах. Они свои промыслы кинули, женок да деток покинули и поехали на границы.
– Думаешь, не станут они за меня?
– Как знать, мой государь! Как знать. Но многие смуты там зародиться могут. В том слово мое даю.
– И что делать?
Клешнин напомнил царю о том, что в стане самозванца есть его человек.
–Надобно моего человека задействовать, государь.
–Того самого? – спросил царь.
–Того, государь. И пусть он самозванцу… жизни укоротит!
–Сможет ли? Дело непростое! Сведения передавать это одно, а иное смертоубийство.
– За непростое дело ему и заплачено будет, государь.
– Но нынче при самозванце хорошая охрана. Что сможет сделать твой человек? – спросил Годунов.
– Коли подумает, то сделает! Надобно того ростригу жизни лишить. Пока не поздно.
С этим царь Борис Федорович был согласен.
– Пусть будет так. Посылай гонца.
– Сделаю, государь.
– Но человека найди верного. Чтобы коли попадется, молчал.
– Найду, государь.
– И письма не посылай. Только на словах пусть все обскажет.
– Все сделаю, как прикажешь, государь.
Клешнин поклонился царю. Годунов доверял ему. Этот пока будет верен. По меньшей мере, до тех пор, пока он, царь, жив.
– Что с нами стало, Семен? Ранее думали мы с тобой как кровь царскую извести. Подлинного царевича жизни лишить. А ныне? Самозванца голову хотим.
Клешнин побледнел. Он не любил вспоминать прошлого.
– Чего лицом потемнел? – строго спросил царь. – Али жалеешь о том, что свершили?
– Как можно, государь? Тогда так надобно было.
– Это ведь ты тогда все обставил как надобно. Никто не хотел в царской крови мараться. Мой собственный дядя испугался. А ты нет.
Клешнин побледнел еще больше:
– Не я убил царевича, государь.
– Нет. Но послал дьяка Битяговского ты, Семен. А тот дьяк был чистый разбойник. Такая рожа ночью приснится – онеметь можно было.
– Он за свои дела и поплатился, государь. Толпа убила его в Угличе.
– Но толпа обвиняла во всем меня. Ты не забыл, Семен?
Клешнин подумал про себя:
«Дак ты и велел пролить царскую кровь, Борис Федорович. В том люди московские не ошиблись».
– Чего молчишь? Язык отсох? – строго спросил царь.
Клешнин смиренно ответил:
– Сие давно было, государь. Чего старое ворошить…
***
2
Самбор.
Сентябрь 1604 года.
Марина Миншек была одета служанками в яркое шитое
