полководцев.
Заметьте, господин автор, что меня совершенно не трогают и безрассудные демократические подвиги первого нашего российского батюшки-президента. Какие-то они не такие, ненастоящие…
Мне, знаете, не дают спать лавры других древних олимпийцев. Сталин, Чингисхан, Македонский, который императором служил…
Нет, без особой надобности я не совершаю казнь. Причем, знаете, я давно обратил внимание, что люди, которых я приговорил, никогда! никогда не догадывались о моем нескромном желании.
Нет, я убиваю не в аффектации, не под влиянием какой-нибудь глупой животной ненависти. Я, сударь, убиваю, будучи совершенно хладнокровным и здравомыслящим, – никакого психического вздора. Однако, заметьте, при всей своей хладнокровности – я не профессиональный убийца.
Я – не киллер, запомните. Это очень важно для понимания моей сущности. Никакие меркантильные соображения не тревожат мое сознание. Денежный вопрос я решаю иным путем. Деньги в моей жизни нужны лишь для единственной цели – для дела.
Устранение из нашей земной жизни существа, которое подразумевает себя человеком, – это своего рода страсть. Эта страсть удерживает меня в этой жизни, питает мой дух. Самое смешное, лично я себя не отношу к маньякам. Хотя отчетливо осознаю с точки зрения любой другой, вашей к примеру – я чистой воды сумасшедший. Короче, пес бешеный.
Увы, сударь мой – обыденная рутинная привычка. Привычка ремесленника… Нет, совсем не точное сравнение. Все не так.
Да, привычка, достаточно не рядовая. Болезненная и уже давно не приносящая более или менее длительного душевного спокойствия, равновесия, созерцательности. Я ведь осведомлен, – читал вашего «Цивилизатора». В этом немудреном сочинении вы поете такую ностальгическую осанну этой самой утерянной человеком созерцательности…
И все равно, я льщу себя великой надеждой, что мои справедливые деяния – это истинное мое творчество.
Вы знаете, сударь, жить талантливому убийце совсем не просто. В том смысле, что… Как и любому художнику, наверное.
Самое скверное, что в последние годы радость от блестяще проделанной работы почти перестала посещать.
В сущности, какая кому разница: пять или семь трупов будет в моем личном годовом послужном списке? Не становится от моей честно проделанной работы чище, здоровее, счастливее на этой угрюмой российской стороне. Видите, уже скатился; запросто называю свою бедную Родину – «эта»!
Последнее время задумываюсь: а может, все-таки уйти? Уйти добровольцем… Из жизни. Пока случайно не изловили. Очень глупо подыхать в переполненной вонючей камере. Спать в очередь… Чтоб потом в спину или лоб – как там у них? – казенную пулю. Или того хуже – пожизненку. Пожизненное затворничество среди отверженных, среди настоящих маньяков. Жить остатки жутких в своем однообразии дней среди нелюдей… Вот вы бы сумели прожить неделю, месяц, год рядом – на расстоянии
