беспримерной наглой простодушностью этот делатель собственных несметных богатств за счет разорения всех прочих мелких хапужников, за счет разора русской местности, спекулируя ею на мировых явных и тайных аукционных торгах, – именно своей беспринципностью и безоглядностью вкупе с неверием ни в какие религиозные догматы господин Бурлаков покорил мое воображение еще до этой знаменательной для нас обоих встречи.
Нынче же он пленил мое сердце, уставшее от бесконечных пустых декларативных лозунгов и обещаний о мере справедливости в этом подлунном мире, лучшем из лучших миров.
Мой приятель и почти работодатель показывал мне пример, как нужно смотреть на этот безумный, загнивающий от собственных испражнений, этот восхитительно шехерезадный волшебный мир, в котором довелось мне очутиться и жить, в котором следует жить на всю отпущенную катушку, отбросив всяческие предрассудки и религиозные ханжеские запреты, – жить именно во всей греховной полноте.
Чудить, удивляться, любострастничать, изменять и влюбляться до беспамятства.
И недрогнувшей дланью убирать с дороги загораживающих ее.
Убирать стой беспощадностью и талантливостью, которой одарил меня князь мира сего. Одарил существо живущее по вселенским вечным часам какие-то микросекундные доли.
И князь неравнодушен к этим личным ничтожным моим мгновениям. Князь забавляется ими…
Мгновения живой кровеносной песчинки, вынужденной вскоре исчезнуть в черной мгле мироздания, в черноте бесконечного времени.
И странное дело, эти проходные безысходно мрачноватые сугубо человеческие пессимистические раздумия о собственной предопределенной бренности и безвестности нисколько не пошатнули во мне куражливого (почти хулиганского) расположения духа, который после принятия оптимальной интеллигентской дозы, напротив, как бы возмужал, по-хорошему раскрепостился, освободившись от легкой, но довольно противной (почти девственной) зажатости после известия моего бравого визави о тайных моих помыслах о дальнейшей его биографии, которую он по каким-то своим соображениям решил продлить до энного, более приемлемого для него срока.
Отлепивши наконец сивые свои лужи от прелестных тугих капроновых подколений официантки, застрявшей у раздаточного окошка, мой обаятельно отвратительный искуситель с домашним бесстыдством поцыркал языком, выуживая застрявшие нитяные лохмотья шкварок, яичницы, лука. Поковырялся в поношенных, частью собственных запломбированных, окороненных зубах левым жирным мизинцем с нарочно отпущенным толстым заточенным ногтем, сустав которого тяжелил перстень с черным плоским треугольным алмазом приличных увесистых каратов.
По какой-то своей корпоративной моде, многие нынешние скороспелые толстосумы предпочитают украшать именно мизинцы масонскими перстенями с вправленными в них мглистыми равнобедренными ритуальными брильянтами, – господа
