Последний Иерусалимский дневник. Игорь Губерман

      Ушли великие поэты,

      где к Богу ближе,

      однако я их силуэты

      всё время вижу.

      Ветры времени сдувают нас, как пыль,

      унося её в пространства запредельные,

      остаются как сомнительная быль

      наши образы, скупые и поддельные.

      Меня обманывали часто.

      Жулью простительны грехи,

      поскольку есть такая каста —

      не дураки, но лопухи.

      Теперь я мало озабочен —

      и мне признать не стыдно это, —

      что время в мире близко к ночи,

      и нету признаков рассвета.

      Желание писать несу, как гирю,

      по счастью, есть коллеги по перу:

      то мысли украду, то рифму стырю,

      то строчку целиком легко сопру.

      По жизни я вполне ещё бреду,

      держа свою зажжённую свечу;

      стишки я сочиняю на ходу,

      поэтому всё время бормочу.

      Я не был ни учёный, ни герой,

      и не хрипел устало и натруженно,

      свой бутерброд, намазанный икрой,

      я утром ем нисколько не заслуженно.

      О старости не зря с тоской вздыхают:

      не лёгок путь последний до погоста,

      и все земные связи усыхают,

      а жить с самим собой совсем не просто.

      Не тоскую я о юной поре,

      день сегодняшний ловлю я с поличным;

      время подлое стоит на дворе.

      А когда оно бывало приличным?

      Мотался я туда-сюда,

      стихи сажал на длинной грядке…

      Теперь седая борода

      и сил ничтожные остатки.

      Мне хорошо на склоне дней,

      вся жизнь – уже вчера;

      мне от судьбы – спасибо ей —

      не нужно ни хера.

      Среди повседневных некрупных забот

      вертеться доводится мне,

      и что человечество рядом живёт,

      я помню уже не вполне.

      Легко писать печально и уныло

      про то, что мир жесток и бестолков,

      про то, что непременно ждёт могила,

      особенно – лихих весельчаков.

      Я ни за что людей не порицаю,

      чужие души – дикий тёмный лес,

      я

Скачать книгу