style="font-size:15px;"> – Послушай, Габриель! С твоими дарованиями ты мог бы найти себе место у значительного европейского государя, особенно если он молод и у него существуют различные виды на будущее… В то время как в России твоя судьба слишком зависит от чужой прихоти, а почва для науки слишком камениста и неудобрена… Ведь ваша академия – это всего лишь прививка плодового черенка к могучему дикому дубу.
– Благодарю, герр Вольф, я понял, о чем вы, – кивнул Лодья. – Во многом вы правы. Но пока, во всяком случае, я хочу следовать духу нашей национальной поговорки: «Где родился, там и пригодился». Именно я могу быть одним из тех, кто вспашет и удобрит русскую целину для развития отечественной науки…
Глава 8. Молодая семья
Лодья, выйдя от Вольфа, не сразу направился в свой дом. Он завернул в переулок и постучал в другое бюргерское жилище, украшенное вывеской сапожника. Открыла косматая бабища – сожительница домохозяина.
– А-а, господин студент! – сразу расплылась она в добродушной ухмылке. – Ваш блюститель нынче отсыпается. Хорошая у него жизнь, вам скажу! С утра принял и весь день свободен!
– Я все-таки пройду к нему. Я нынче по делам учебы уезжаю в Саксонию, следует его предупредить.
Он прошел в небольшую комнату в задней части дома. Когда русский студент открыл дверь, в нос ему шибанул крепчайший запах сивухи. Распластавшись на низкой кровати, храпел небольшого роста человек с монголоидными чертами лица. Как сказали бы немцы – «русский казак». На самом деле, Семен Мишарин, как говорила об этом его фамилия, происходил из небольшой народности мишарей, отатаренных угров из приокских и башкирских земель, ценимых в России за преданность царям. В чем немцы отчасти были правы – мишари давно стали военным сословием, в правах приравненным к казакам.
На столе, рядом с пустым винным штофом, лежали покрытый каракулями лист бумаги и перо с отгрызенным концом. Заглянув в бумагу, Гавриил понял, что это «отписка» академическому начальству в Санкт-Петербург. В ней, скупо похвалив прилежание русского товарища Лодьи в учебе в Марбурге, студенческий «дядька» расписывал «художества» самого этого великовозрастного оболтуса.
«Аз, раб Божий Семка, пишу вам о безобразиях, чинимых надзираемым Лодьей». Далее сообщал он, что вместо того, чтобы дни и ночи проводить в университетских лабораториях и библиотеке, оный Гавриил в основном обретался в кабаках, неоднократно дрался с пьяными обывателями, солдатами и полицией, но сам никогда не был бит, а всегда выходил победителем. Нередко отлучался он в и столицу ландграфства, город Дармштадт, для совершения разных бесчинств. Там, как поговаривают, русский студент завел знакомства не по чину и частенько пропадал на охоте в обществе сына дармштадтского ландграфа, Людвига, завзятого Нимрода, который был в восторге от охотничьих талантов молодого богатыря. Когда же надзиратель,
