миновал.
Фаддей Фаддеевич внимательно и как бы со стороны посмотрел на него.
– А дурак ты все-таки, Андрюша, и дурак не малый! – воскликнул он и уже расслабленно рассмеялся, обхватив друга своими ручищами.
Оба, как дети, радовались восстановлению отношений между ними, улыбаясь и похлопывая друг друга по плечам.
– Ну ладно, – спохватился капитан, – вы тут обживайте каюту с Матвеем, а я пошел – дел по горло, – уже деловым тоном на ходу сказал он. Однако перед выходом из каюты приостановился. – Как-нибудь заскочу к тебе, чтобы обсудить содержание документов. Это очень важно.
Андрей Петрович вызвал вестового.
– Давай-ка, Матвей, разберем мои вещи. Вон там упакованы мои платья и белье. Развесь и разложи все аккуратненько в платяном шкафу, а я тем временем займусь рукописями.
Матвей споро, привычными движениями развешивал барские вещи, а когда наткнулся на новенький, совсем недавно пошитый с учетом изменений в военной форме за последние годы мундир поручика лейб-гвардии Преображенского полка, то с уважением покосился на своего нового хозяина. Он в свое время вдоволь насмотрелся на подобные мундиры в имении графа Шереметева и знал им истинную цену. «Выходит, барин не только ученый, но и гвардейский офицер! А это совсем другое дело…» – размышлял он, выполняя порученную ему работу.
– Не знаю, что и делать с этой уймой бумаг? – растерянно произнес Андрей Петрович, глядя на их стопки, занимавшие не только весь письменный стол, но и столик перед ним. – Куда же их разместить?..
– Может быть, уложить их в моей каморке? – неуверенно спросил вестовой.
– Да у тебя там и так повернуться негде, – скептически оценил его предложение Андрей Петрович. – Давай-ка лучше, Матвей, воспользуемся старым дедовским способом и засунем все это богатство под кровать, благо, что она широкая. Я рассортировал стопки по годам, а ты аккуратно перевяжи их бечевками и размести под кроватью так, чтобы стопки, начиная с 1803 года, были с краю. С них-то я и начну обработку всех материалов. А вот эти кипы с чистой писчей бумагой размести отдельно – их-то и надо будет еще исписать, – задумчиво произнес он и вдруг, к своему удивлению, заметил в глазах Матвея то ли затаенную зависть, то ли ревность.
«Да ты, брат, похоже, человек-то творческой натуры… Значит, прав был Фаддей, рекомендуя тебя мне в вестовые. Это хорошо. Может быть, и впрямь со временем станешь мне помощником, чем-то вроде личного секретаря», – с надеждой подумал Андрей Петрович.
Когда же Матвей стал любовно расставлять в книжном шкафу и на полках книги в дорогих переплетах, то не выдержал, и, собравшись с духом, неуверенно спросил:
– А можно будет мне, Андрей Петрович, с вашего разрешения брать некоторые книги из вашей библиотеки, чтобы почитать их в свободное время?
– Конечно, можно. Но только
