как говорили в Польше. Русские остряки находили тут намек на умение хитрой шляхтянки поймать в силки доверчивого царевича. Но видит Бог, сам государь ничего подобного сказать не хотел. Жаннета ему нравилась.
Мягкость, изящество, прекрасное воспитание и золотое сердце соединялись в этом небесном существе. Говорили, что, «танцуя гавот, она проскользнула в сердце великого князя». Белокурая, с бледно-голубыми глазами и светлыми ресницами, княгиня напоминала портрет, сделанный пастелью. Александр всегда предпочитал полек. В Петербурге блистало целое созвездие: сестры Потоцкие, Собаньская, Стройновская, Влодек… Но и в их кругу Жаннета не потерялась бы.
– Вас что-то огорчает, дорогая сестра? – спросил император, доверительно беря молодую женщину за руку. – Сегодня вы весь день печальны.
Лович отвела глаза.
– И вчера, я заметил, у вас веки припухли, – настаивал Александр. – Уж не обижает ли вас Константин?
– Нет, что вы! – всполошилась она. – Его высочество ангел.
Августейший гость усмехнулся. Константина называли по-разному… Видно, она и вправду любит мужа.
– У моего супруга доброе сердце, – в запальчивости произнесла Жансю. – И… быть может, это ему вредит.
– Вы имеете в виду что-то конкретное?
– Видите ли, государь, – княгиня замялась, – прошлое не всегда легко выпускает нас из своих тисков. У вашего брата до меня была другая жизнь, и я не вправе требовать от него… В то же время я и не могу не огорчаться, видя, как мой дом…
– Ну же, – подтолкнул ее государь.
– Как мой дом, – набралась храбрости Жаннета, – посещает его бывшая люб… та женщина. И ведет себя запросто. Здесь ее сын, я понимаю. Нельзя отнять у матери дитя. Но уже вся Варшава говорит, будто великий князь… живет с нами обеими.
Так!
– Довольно, дорогая, – самым ласковым тоном произнес император. – Я поговорю с ним, а госпожа Фридрихс сегодня же получит повеление покинуть Польшу. Больше вас никто не побеспокоит.
Санкт-Петербург.
Итак, вот эта гадость! Мария Федоровна несколько раз согнула и разогнула листок. Не решилась прочесть сразу. Встала и, не выпуская письма, прошлась от стола к окну. Глянула на семейные портреты на стене. «Ах, мой милый Паульхен, все прошло, все…»
Кто бы мог подумать, что через четверть века раздраженная писулька ее мужа поставит на кон царский венец. «Александр, Константин и Александра – мои кровные дети. Прочие же? Бог весть! Мудрено, покончив с женщиной все счеты, иметь от нее младенцев». Вдовствующая императрица еще несколько мгновений смотрела на строчки. Потом горячая пленка задрожала у нее перед глазами и она опустила руку. Сколько боли принес ей этот человек!
Элен, Като, Мари, Аннет… Михаила он тоже отрицает? Даже если в 90-х годах не все было ладно, между ними случалась супружеская близость. Да, она пережила двухлетний
