назад и исчез – как будто растаял.
Анри понял, что незнакомец просто умеет быстро двигаться. Но все же в его исчезновении было что-то жуткое, дьявольское. Показалось, даже прозвучал короткий скрипучий смешок, а может, музыкально одаренный господин и впрямь отчего-то рассмеялся?
И тут де Голль совершил ошибку. Слыша лишь один голос взрослого человека, он самоуверенно решил, что других взрослых в кабачке нет, и подбежал к двери. Но на пороге внезапно вырос некто невысокий и щуплый, без плаща и без шляпы, и, не сказав ни единого слова, бросился на Анри с ножом.
Лейтенанту приходилось бывать во всяких переделках. В гвардию его высокопреосвященства приглашали служить лишь проверенных, закаленных в сражениях молодых дворян, при этом отслуживших в армии не меньше трех лет. Анри же в свои неполных двадцать четыре года успел повоевать. Восемнадцатилетним юношей он вместе со своим отцом, Исааком де Голлем, прибыл в составе отряда ополчения из Гента под Ла-Рошель и вскоре отличился при штурме Южного бастиона. А через два года, уже возглавив гентский отряд, Анри принял участие в Мантуанском походе французской армии, поддержавшей притязания герцога Неверского на эту сильнейшую крепость Северной Италии. И вот лишь год назад де Голль приехал в Париж из Эльзаса, тоже чуть не прямо с войны. И уж кто-кто, а он-то теперь отлично знал, что такое рукопашная схватка на ночной улице. Зато его высокопреосвященство, когда госпожа де Комбале замолвила за Анри словечко, охотно согласился принять его к себе на службу и даже, два месяца спустя, пожаловал лейтенантский чин…
Увернувшись от выпада щуплого, Анри перехватил его руку с ножом и едва не выдернул из плеча противника. Тот взвыл от боли, выронил нож и отскочил в сторону. Однако праздновать победу де Голлю не пришлось, потому что на помощь щуплому из темноты вынырнул другой боец – видимо, караулил поблизости от «Шустрого кролика». Этот уже был вооружен шпагой. Анри выхватил свою, но только сделал первый выпад, как дверь кабачка, открывавшаяся наружу, сама собой захлопнулась – будто это проделала незримая рука. Остались лишь тонкие, совершенно призрачные полоски света из щелей в ставнях.
Фехтование впотьмах – дело опасное, со спины запросто могли напасть новые враги, и потому лейтенант закричал что было силы:
– Ко мне, гвардейцы! Сюда!..
На помощь, конечно, мог прийти только один человек – Гаслен, но, как де Голль и предполагал, довольно оказалось стука подошв бегущего к кабачку лакея, чтобы смутить обоих противников и заставить их отступить. Гаслен не боец, но ведь противник об этом не знает. К тому же Эжен всегда приказывает ему брать в ночные вылазки большую и толстую палку.
Но первым примчался как раз де Мортмар, успевший выхватить из ножен свой клинок.
Зрение у кузена было как у дикой кошки, и ночной мрак его мало смущал. Похоже, его страсть к прекрасной
