беседы.
Мы очень долго не могли ничего произнести.
– Нет. Не он, – первой очнулась Маилла. – Всё вроде бы сходится, но я чувствую фальшь.
– Фальшь можно выявить, – напомнила я. – Запись есть, мы проделаем речевой и интонационный анализ. Привлечем Камелию Древич, она представит предварительный психопортрет данной личности и сравнит его с психопортретом подлинного Ульвена.
– Но подлинный мертв, – возразил барон.
– Сохранилось множество документальных съемок. Лекции, доклады, речи на университетских мероприятиях, – наконец, та самая церемония у очага на Лиенне, во время которой его убили. И тот диалог со мной в уносившемся неизвестно куда челноке.
– Вы действительно там признавались друг другу в любви? – полюбопытствовала Маилла.
– Нет, ну что ты! – вспыхнула я. – Как можно? Контекст моей фразы был совершенно иным. Речь шла о нашей будущей смерти и предполагаемом переходе в иное пространство и время, закольцованное с настоящим. Мы могли попасть в то пространство бессмертия только вместе. Рука об руку, душа в душу – «сюон-вэй-сюон». Он фактически вел меня, как учитель и иерофант. Да, любя, но к обычной любви всё это не имело касательства. Мы должны были преобразиться в сугубо духовные сущности – вейнов. Реальны они или нет, совершенно неважно, в тот момент мы верили, что трансформация началась, и за ней нас ждет вереница новых миров.
– А откуда двойник это знает? Ты кому-то рассказывала?
– Карлу я рассказала всё. Между нами нет тайн. Но не думаю, что мой муж стал бы рассуждать о столь тонких материях в присутствии посторонних. Правда, он мог говорить об этом с Ульвеном. Один на один. В последние годы у них сложились весьма доверительные отношения.
– Остается предположить, – задумчиво произнес барон Максимилиан Александр, – что где-то в дальних мирах научились делать не только точные копии биологических объектов с высокоразвитой психикой, но и восстанавливать воспоминания конкретной личности.
– Это фантастика, – убежденно возразила Маилла. – И такое уж точно должно быть запрещено. Ведь в подобном случае невозможно отличить двойника от оригинала.
– Но мы же все трое ясно ощущаем, что перед нами именно клон, – заметила я.
– А как доказать? – спросила Маилла.
– Подумаем. Привлечем биологов, медиков, космопсихологов. Надеюсь, общими усилиями мы отыщем решение, – обещала я.
На душе у меня было скверно, как никогда.
Я боялась признаться, что во всем виновата я сама. Мне вдруг стало ясно, откуда двойник мог почерпнуть все подробности, о которых он так легко нам поведал, словно бы издеваясь над охватившим нас душевным смятением.
О пагубности графомании
Версию о неведомых умельцах, ухитрившихся снабдить биокопию всеми воспоминаниями настоящего Ульвена, я предпочла бы отринуть как совершенно невероятную. Нужно, впрочем, проконсультироваться со специалистами, работающими с искусственным
