Янка. – Иди Саня, и спи спокойно, твоя совесть чиста.
Алексашка печально вздохнул, и Янка услышала удаляющийся шорох его шагов. Потом она улеглась и крепко уснула.
Наступило утро. Петр открыл глаза и тут же вспомнил все, что произошло вчера. Гнев разгорался с новой силой. Он живо оделся и кликнул Меньшикова.
– Ну, либер киндер, – строго сказал Петр, когда тот вошел. – Исполнил ли то, что я тебе велел?
– Мин херц! – Алексашка с мольбой посмотрел на него. – Пощади его, прошу тебя! Если чего и сказал он тебе не то, так то по дурости, ей-ей! Мин херц!
– Перечишь?! Заступаешься! – Петр схватил его за рубашку и с силой притянул к себе. – Осмелел! – он тряхнул оцепеневшего от страха Алексашку. – Погоди, либер киндер, ты следующий! Отвечай, принесешь, что я велел?
– Нет! – Алексашка отчаянно посмотрел на него и потупился.
– Баба! – Петр презрительно оттолкнул его от себя. – Запомни, о пощаде для него и не проси! По дурости, говоришь, сказал? За дурость и получит! Приведи мне его! Живо!
Алексашка на негнущихся от страха ногах пошел за Янкой. Петр бешено оглядел комнату. Взгляд его остановился на шпаге, лежащей на столе. Он подошел, отстегнул от нее кожаную портупею и сложил пополам.
Алексашка разбудил Янку. Она мрачно взглянула на него:
– Конвой пришел? – усмехнулась, поднялась, отряхнулась, подобрала сумку. – Ну, веди.
– Янка! – Меньшиков отчаянно посмотрел на нее. – Он просто в ярости! Меня и слушать не стал! Беги, Янка!
– Теперь все равно, – чужим голосом сказала Янка, – пошли, – и вышла из амбара.
Алексашка как побитый пес поплелся за ней, лихорадочно придумывая, как спасти Янку.
Перед дверью в комнату Петра Янка невольно замедлила шаг. Потом решительно вздохнула и вошла. Как только за ней закрылась дверь, Алексашка застонал и закрыл лицо руками.
Янка, не глядя в сторону Петра, понуро прошла в угол комнаты и сбросила с себя сумку. Он дернул головой и резко шагнул к двери и запер ее на засов. Янка оглянулась на Петра и в ужасе прижалась к стене. Он «весь как божия гроза» невольно припомнились пушкинские строки, бледный, с пепелящим взором, заложил руки за спину и медленно заговорил:
– Ты ничего не хочешь сказать?
– Хочу, – охрипнув от волнения, сказала Янка, глядя исподлобья с другой стороны комнаты. – Я хочу извиниться за оскорбление невинной девушки. Она была ни при чем, и мне жаль, что так получилось.
– Не более? – возмущаясь все больше, почти спокойно спросил Петр. Янка вся сжалась в комок под его жутким взглядом.
– Не более, – твердо сказала она.
– Та-ак. – с негодованием подытожил Петр, дернув бровью, и подошел к столу. – Твоя вина слишком тяжела, чтобы думать о снисхождении. Первое, ты затеял драку в саду знатного человека с сыном знатного корабельщика.
– Я же не знал! – попыталась оправдаться Янка.
– Молчи! – загремел на нее Петр. – Ты уже все сказал
