и крепла.Не добрались до вас, чтобы кнутом
Гнать по базарной площади кругами, —
Но западнёю стал вам отчий дом,
Закрывший двери перед сыновьями.
И если запылавший небосвод
Вас не укрыл навеки адской тенью —
То затонул ваш старый пароход,
Полкилометра не доплыв к спасенью.
Не штормовые волны, не туман,
Не ураган, не вражеская сила,
А только злая воля англичан
У побережья судно потопила.
Не суетись, седой британский лев!
Они глубины моря не покинут.
Но мы напрасно не растратим гнев,
И будет меч из древних ножен вынут!
Он восемнадцать медленных веков
Нетронутым лежал под слоем пыли.
И доходил наш стон до облаков,
И беззащитных провожал к могиле.
Пускай же те, чьих братьев на убой
Сегодня гонят по долинам крови,
Стряхнув смиренье, снова выйдут в бой,
Держа своё оружье наготове!
И тот, кто разучился воевать,
Опять постигнет древнюю науку
И отомстит за плачущую мать
И вдовью нескончаемую муку!
Утром следующего дня Йосэф сидел в редакции газеты «Давар» и смотрел, как редактор Берл Кацене́льсон подносит к глазам листок – почти так же, как делал это завлит Ицхак два года тому назад, когда Йосэф расстался с «Даваром». Почему Йосэф снова пошёл в «Давар», он и сам не знал. Наверное, потому, что больше идти было некуда. К подпольным изданиям у Йосэфа не было доступа. Эти связи держала в руках Джуди.
Прочитав стихотворение, Берл уставился на Йосэфа так же, как когда-то Моше.
– А почему ты решил, что мы напечатаем эти стихи? Ведь это откровенный выпад в сторону Англии. Если мы такое опубликуем – нас прикроют. И хорошо, если только на две недели, как бывало раньше.
– Мне кажется, что возвращение евреев в свою страну, которое стараются остановить британцы, объединяет всех нас: и левых, и правых. Без этого сионизма нет и быть не может, – возразил Йосэф. – Ты говоришь: «Как я опубликую такое?», а я говорю: «Как можно такое не публиковать?» Ты не видел того, что видел я в Хайфском заливе.
– Есть чувства, и есть политика, – медленно проговорил Каценельсон. Прогрессирующая болезнь давала о себе знать. Уже с утра он ощущал усталость. – Мои чувства мне говорят, что надо печатать, а вот политика…
– Знаю, – сказал Йосэф, – политика у нас существует отдельно от национальной идеи. Мы боимся всех: арабов, англичан – и называем это политикой. Но если мы такие трусливые – как же мы создадим государство?
– Мы должны удержать то, что построено. Это и есть политика. Пока война в разгаре, идти на конфликт мы не можем. Но дать понять англичанам, как мы относимся к закрытию границ, – это в наших силах. Более того, сейчас, когда евреи в Европе гибнут, – это наш долг. Опубликуем твои стихи. Пойдёт в завтрашний номер, – заключил Каценельсон, с грустью думая о том, что в ближайшие дни подписчики
