очки? Инстинкт и выучка взяли свое: Раиса открыла фонарь. Ветер двинул ее, как мощный кулак. Волоча непослушную ногу, она вылезла из кабины и не столько прыгнула, сколько оторвалась от «Яка». Потом рванула кольцо, и над ней расцвел парашют. Она мертвым грузом повисла на лямках – «мертвым», ха-ха.
Ее самолет несся к земле, как пылающая комета. Бедняга. Ей хотелось заплакать, но за все эти тяжелые месяцы она забыла, как это делается.
Бой тем временем продолжался. Она потеряла из виду Инну, но та, несомненно, прикрывала ее, не давала подстрелить в воздухе. Да хоть бы и подстрелили, тогда она погибнет в бою. Кто знает, чье это поле внизу, кто найдет ее первым, свои или немцы. «У нас нет военнопленных, есть только…»
Хуже всего, что от тебя уже ничего не зависит. Ветер уносил капающую из ноги кровь. Может, она и до земли не дотянет. Найдут ли когда-нибудь ее тело?
В небе вдруг стало тихо, но Раиса ничего уже больше не могла разглядеть.
Открыв глаза, она увидела над собой деревянные стропила. Она лежала на койке в ряду других коек – должно быть, в полевом госпитале. Люди, снующие вокруг, говорили, к счастью, по-русски. Ее нашли. Она дома.
Шевельнуться не получалось, да и не очень хотелось. Ее вполне устраивало лежать вот так, не чувствуя боли, обещавшей скоро дать знать о себе.
– Очнулась, Райка!
Стул скрежетнул по бетону, и над ней нависло лицо Давида. Бритый, аккуратно подстриженный, форма чистенькая, хоть сейчас на парад. Совсем как на карточке, которую он прислал домой с фронта. Снится ей, что ли? Или это не госпиталь вовсе, а рай?
– Скажи что-нибудь! – Нет, в раю он бы так не тревожился.
– Давидка! – хрипло выговорила она и облизнула сухие губы. – Ты живой! Что с тобой было?
Он только плечами пожал:
– Наш взвод отстал от своих. Вели в лесу бой с немецкими танками, а тут вдруг буран – весной-то! Половина обморозилась, пришлось их тащить на себе. Несколько недель выбирались.
Они заблудились, только и всего. Будь здесь Софин, она дала бы ему по морде.
– Жаль, посмеяться нельзя – грудь болит, – сказала она.
Давид больше не улыбался – видно, и его по возвращении в часть допрашивал особист. Раиса умолчала о Софине и решила сжечь письма, которые писала брату все это время.
– Как же я рад тебя видеть! – Он взял ее за руку, свободную от бинтов, и она сжала пальцы изо всех силенок, что у нее сохранились. – Твой Гриднев сообщил, что ты ранена, и я сумел вырваться на денек.
– Да, меня сбили, – проговорила она. – Пришлось прыгать, не знаю, что было дальше.
– Твоя ведомая передала координаты по радио, и туда послали поисковую команду. Говорят, на тебя смотреть было страшно.
– А что я четвертого немца сбила, не сказали тебе? Еще один, и я ас. – Первой и даже второй женщиной-асом ей уже не стать, но все-таки.
Давид помрачнел и отстранился немного.
– Чего ты?
Он сморщился, и глаза
