мебелью и двумя дверьми. Одна на выход, другая в смежную уборную. Свет только искусственный и приглушенный. Ее заперли и решили извести одиночеством.
Уже пошел третий день. Она подходила к пределу и чувствовала физическую потребность выбраться из четырех стен. Она обстучала каждую из них, высказала в камеру над дверью накопившиеся претензии, высчитала шагами площадь, пролистала прошлогодние журналы, что нашлись под кроватью. Она устала от тишины. И от телевизора, который подвесили под потолком и завели, словно музыкальную шкатулку, на постоянный повтор одной мелодии.
Показывали фотографии.
Сперва Анна старательно отворачивалась, но ко второму дню взгляд все настойчивее возвращался к экрану. Она узнавала некоторые изображения. Лица, места… Папка Марка оказалась очень толстой. На одном групповом снимке стояли Север, Нечетный и еще двое мужчин, головы которых были перечеркнуты красными крестами.
Анна отвернулась и спрятала голову под подушку. Вскоре она заснула, но даже во сне не забыла тревогу. Она увидела Максима, прикованного ко стулу, вокруг которого кружил Костюм с ворохом бумаг в руках. В воздухе стояло обещание плохого и Анна боялась смотреть. Боялась отвернуться, боялась моргнуть… Она должна была что-то сделать, пока его не затянуло в тот же страшный круговорот, что и ее.
Из сна ее вырвало прикосновение. Кто-то дотронулся до плеча и легонько сжал. Она резко вскочила и натолкнулась на кромешную темноту.
– Я включу свет.
Марк?
– Сейчас, – он нащупал светильник у изголовья и щелкнул переключателем.
Следом сел на край кровати, быстрым и отточенным движением расстегнув пиджак.
– Здравствуй, – Марк впился в нее глазами, пытаясь понять, в каком она состоянии.
Анна не смогла ничего поделать с собой, ее рука сама скользнула к нему и жадно впилась в его ладонь. Чужое тепло, чужое присутствие… Она спрятала лицо в подушку, будто сделала что-то постыдное, и замолчала, стараясь унять нахлынувшие эмоции. Она боялась, что случится еще один день этой пытки.
Хотя бы небольшая передышка, ей бы только выдохнуть.
– Анна?
Его рука накрыла ее голову и мягко провела, успокаивая. Он почувствовал отклик и осмелел, сгреб за плечи и притянул ее к себе, усадив рядом.
– Три дня, Марк.
Она зачем-то хотела оправдаться.
– Знаю, – он провел широкой ладонью по ее плечам. – Я не смог раньше, я пытался…
– Ты надолго?
– Останусь до утра.
Вот оно, она рада! Она безгранично рада. Боящемуся темноты подарили ночник, и пусть та же рука сперва выкрутила все лампочки в доме.
– Если ты не выгонишь раньше, – он расщедрился на улыбку-усмешку.
Она вдруг заметила белое свечение на его щеке, и, подняв взгляд, угадала помехи на экране телевизора.
– Чудеса, – протянула она.
– Камера тоже отключена.
– Ты им веришь?
– Я верю вот этому, –
