согласен!
– Вы пойдёте со мной как мой сопровождающий.
– Возьмите в сопровождающие кого-то другого, я же вам не лакей и не мальчик на побегушках!
– Да у вас прям боязнь многолюдных мест, я смотрю.
– А у вас развилась мания величия на фоне вашего бессмертия!
Казалось, что в тот момент замерло всё – время, сердце, даже сам воздух на мгновение исчез, а бабочки застыли в полёте. Сказать такое в лицо самой Джулии Целестибус, Проклятому Ребёнку… Здесь можно было с уверенностью сказать, что Люциус по уши влип. Когда он поймал на себе взгляды Тенерзи и Фолиуверда, то понял, какую непоправимую ошибку совершил, и был готов к расправе – к унижениям, к пощёчине, ко всему на свете! Но Джулия лишь поправила складки своего платья, продолжая таращить от удивления глаза, и лишь сказала своим друзьям на эльфийском наречии:
– Прошу прощения, что вам пришлось это слышать. Я пойду домой.
И она встала, ничего не сказав Люцу. С гордой осанкой и полностью отсутствующим лицом она ушла.
Люциус не стал бежать за ней и слёзно умолять её о прощении. Он понимал, что это глупо, и что Джулия просто так его не простит.
– Простите, ваше высочество, госпожа Тенерзи… Я совершил ошибку, – пробормотал вампир с уставшим лицом, вставая с мягкой травы.
Тенерзи вскочила и подбежала к нему.
– Господин Люциус! Вы ужасно обидели Джулию, но не думайте, что она вас не простит. У неё доброе сердце и широкая душа. Она понимает, что вы не со зла сказали это.
– Тенерзи права, – подошёл к ним Фолиуверд, – Мы знаем Джулию давно, видели её разную, и я могу поручиться, что она скоро простит вас.
– Прощение мне не нужно. Я просто не хотел её обидеть.
И Люциус, точно так же, как и Джулия, развернулся и ушёл. А вслед за ним полетела бабочка цвета сирени, что считалось большой удачей у эльфийского народа.
V
Остаток дня и Джулия, и Люциус провели каждый у себя. Никто из них не стал выяснять причину конфликта. Для них проще было каждому по отдельности остыть, чтобы ещё сильнее не поругаться. Джулии не хотелось, чтобы Люциус уходил, так как у неё проснулся так называемый «тётушкин» инстинкт – если сейчас он уйдёт, то совсем одичает и больше никогда не вернётся к своей семье. Люциусу же не хотелось расстраивать Джулию, так как, несмотря на бессмертие и ужасающую силу, она была ранимой женщиной, и такое оскорбление могло сильно запасть ей в душу. Поэтому, когда на Атлантиду опустилась ночь, Люциус робко постучался в комнату к Джулии.
– Входи, – послышался сухой и властный тон.
Люциус, всё ещё не переодевшись, вошёл к полураздетой Джулии, которая лежала под своим красным шёлковым покрывалом.
– Я хотел бы извиниться перед тобой. Прости, я сказал глупость, – говорил Люциус, и эти слова давались ему тяжело, поэтому он отвёл глаза в сторону.
Джулия молча смотрела на Люциуса, а затем подняла глаза
