увеличивать его сопротивляемость. Это дело законодателя и политика, мудрого правителя, способного воспринять через духовность народную силу Божественную.
Военное искусство и военная наука (причём вторая призвана обслуживать первое) имеют строго национальный характер, вытекая из духовных свойств и особенностей данного народа, данной нации. Русского Мольтке не может быть, как не может быть немецкого Суворова. В «суворовском» отношении немцы не пошли и не пойдут – дальше Блюхера. В «мольткенском» мы могли дать самое большее Милютина. Наши учителя – Румянцов, Суворов, Ушаков и те немногие русские полководцы и деятели, что вдохновлялись их примерами, отнюдь не чуждые нам органические иностранцы. Фош и Мольтке не могут быть нашими учителями – они могут быть самое большее лишь репетиторами. Насколько «Наука Побеждать» чище и выше софистики Клаузевица, схоластики Шлиффена, блестящей метафизики фон Зеекта!
В основу организации вооружённой силы русская национальная военная доктрина всегда кладёт принцип качества и принцип отбора («не множеством побеждают»). На идее отбора – привлечении в первую очередь дворянства – Пётр построил всю армию. Русская армия XVIII века – прежде всего, армия отборная, этим и объясняются все её подвиги в тот великий век и блестящие победы, невзирая на противника.
Сама организация Российской вооружённой силы – как Великой Тартарии, Московского Государства, так и Петровской Империи – была следствием нашей самобытности. «Мы мало сходствуем с другими европейскими народами», – писал Румянцов в своих «Мыслях по устройству вооружённой силы». Упадок нашей Армии начался с подражания иностранным образцам при Павле. А любая копия хуже оригинала. Подражая тактике и стратегии немцев и отбросив разработки Г. К. Жукова как академического основоположника антистратегии немцев, мы в 1941 году бежали до Москвы, пока не реорганизовали всё управление и не изменили подходы к ведению войны.
При ведении войны, уже Второй мировой, даже зверства фашистов не заставили русских зверствовать, и мы по-прежнему старались избегать бесчеловечных её форм. Отбросив с отвращением «клаузевицко-ленинскую» теорию интегральной войны на поле боя, партия всё ещё не могла расстаться с её Троцкистско-Бухаринской терроризацией своей армии и населения, выставляя загранотряды, расстреливая, уничтожая собственных пленных и пленных неприятельской страны. Пора вспомнить слова второго (после Лазарева) нашего главнокомандующего на Кавказе, князя Цицианова: «Русские воины имеют за правило бить своего неприятеля, когда нужно, но не разорять его, ибо Россияне не умеют, победивши неприятеля, не присоединить его землю к своему государству и, следовательно, собственность свою каждый обязан сохранять». Если мы эти золотые слова прочтём не телесными, а духовными очами, то поймём весь их вечный смысл. Присоединять неприятельские земли нам не надо (коль скоро они не являются похищенным нашим достоянием) – хватит и духовного
