style="font-size:15px;"> – Состав в этом шприце реагирует с маркерами, заставляя их разрушать невральные структуры, – добавил Молинелла. – Это не причинит существенного вреда организму, но вы не вспомните ничего из сообщенного Калисканом – и ничего из того, что собираемся сообщить мы. Вы вообще напрочь забудете последние несколько дней. Конечно, мы используем состав лишь при крайней необходимости.
– И если я не справлюсь или просто буду слишком действовать вам на нервы, то проснусь с дырой в памяти?
– Что не слишком поможет вам на трибунале, – заметил Молинелла. – Но будем надеяться, что до этого не дойдет. Ведь правда, ни к чему такие крайности?
– Не то слово, – согласилась Ожье с преувеличенной вежливостью. – Но вы пока не сказали, зачем нужно слушать вас, причем именно сейчас.
– Причина в том, что через день вы останетесь единственным человеком на корабле, кто будет помнить нашу беседу, – терпеливо объяснил Молинелла. – И это не значит, что мы с агентом Рингстед покинем корабль.
Агент вложил шприц в футляр и вернул в карман, затем легонько его погладил.
– Если после инструктажа вы заметите нас среди пассажиров, считайте просто случайными попутчиками. Расспрашивать будет бессмысленно, мы ничего не вспомним о вас и об этом разговоре. Ровным счетом ничего.
– Мы начнем с основного, – сказала Рингстед. – Агент Молинелла, пожалуйста, свет.
Тот встал и выключил свет.
– Стало очень уютно и интимно, – заметила Ожье – и тут же на стене появилось пятно света.
Верити проследила откуда – оказалось, из кольца с рубином на пальце Молинеллы.
Пятно света превратилось в рисунок, который Верити приняла за эмблему Бюро безопасности. Рисунок сопровождался предупреждением, что последующие сведения находятся на уровне секретности столь высоком, что заглядывать туда – это без малого подписывать себе смертный приговор.
– Наверное, мне сейчас потребуется оставить автограф в какой-нибудь бумажке? – осведомилась Ожье.
Агенты переглянулись и рассмеялись.
– Лучше смотрите, – сказала женщина. – Оставьте вопросы на потом.
Эмблема исчезла, сменившись изображением Млечного Пути, вид сверху.
Затем на него лег портрет мужчины в сером костюме с красным обшлагом. Мужчина выглядел спортивно, мышцы распирали ткань. Он казался очень красивым и самоуверенным. Ожье узнала его сразу – и вздрогнула.
Это был Питер.
– Привет, Верити, – ожил портрет и добавил, смущенно разводя руки: – Полагаю, ты слегка удивлена. Я могу лишь извиниться за секретность и понадеяться, что ты простишь меня – да и всех нас – за необходимые предосторожности и дезинформацию.
Она уже открыла рот, но Питер предостерегающе поднял руку и понимающе улыбнулся.
– Пожалуйста, помолчи сейчас, – сказал он. – Лучше выслушай меня внимательно и заполни пробелы сама. А я постараюсь не упустить ничего
