за невольное неудобство, которое они доставили хозяевам, и пожелали остановиться в какой-нибудь самарской гостинице, чтобы никак не стеснять Соколовских, но поручик уговорил попутчиков никуда не уезжать и остаться у его родителей:
– Господа, Пётр Ефимович, Алексей, да куда же вы собрались?! Оставайтесь! У нас и вам место найдётся! В конце концов, я поселюсь во флигеле сам, а вы остановитесь в приготовленной для меня комнате! Не обижайте меня!
После некоторых препирательств гости всё-таки решили остаться и вселились во флигель, а для Марка Неустроева и Никича в ближайшей самарской гостинице Алексей Суриков снял номер на двое суток.
***
Гостиница, в которую заселили Марка Неустроева и Никича, располагалась на пересечении Преображенской и Воскресенской улиц и находилась неподалёку от набережной Волги и пристани. Она была четырёхэтажной и называлась «Жигулёвской». Гостиница была достаточно презентабельной и в ней размещалась вполне приличная публика. Номера были чистые и без клопов.
В таких городах, как Самара, Марк Неустроев прежде не бывал. Для Марка всё здесь было необычно и в диковинку. Ведь после его Бородулихи даже Семипалатинск поначалу ему показался очень большим городом, но вот Самара была в пять с лишним раз больше центра Семипалатинской области (а в Семипалатинске Марк освоился и жил уже на протяжении нескольких лет). Особенно его поразил Самарский кафедральный собор, огромной гранитной глыбой возвышавшийся над всей городской застройкой.
Он был виден практически из любой точки Самары. Это было поистине гигантское культовое сооружение. А ещё Марку показалась, что и Волга была гораздо полноводнее, чем их Иртыш.
– И как в таких больших городах людям живётся? – задал Марк риторический вопрос Никичу. – Здесь же, наверное, так издёргаешься, та-ак изведёшь себя, что или с ума сойдёшь, или ещё чего хуже с тобой приключится.
– Ну, ты ещё не видел Саратов и Казань, они, пожалуй, поболе будут, – авторитетно заметил Никич, так как он там уже несколько раз побывал. – А Москва и Петербург – ещё громадней! Там вообще в каждом из них по милльону людей живёт! Нет, в Петербурге даже больше! Уже два с половиной!
– Ты шутишь?
– Нисколько!
– Ну и ну!
– Вот энто, я понимаю, города! Вот энто да-а-а! Там между прочим ходят повозки железные, которые едут на лектричестве! Представляешь? Едут сами! Ну сами по себе! Без лошадей! Вот те крест, не вру! – и Никич перекрестился.
Марк, конечно же, многое читал в газетах и книгах про такие города, как Санкт-Петербург, Париж или Вена, и знал, к примеру, что в некоторых больших европейских столицах уже были не только трамваи, но и подземные железные дороги, называвшиеся метро, о чём Никич даже не имел представления, но сейчас Марку не хотелось поддерживать разговор с Никичем, и он только поддакивал его репликам, стараясь выглядеть вежливым. А заботило его другое – на Марка навалилась тоска и теперь она не отступала и изрядно его мучила.
