не чувствовать. Чтобы просто не сойти с ума, потому что она прочно засела в моей голове. Во всем засела, пуская корни, разрастаясь, будто многовековое дерево.
Она.
Даже имени ее не произношу, чтобы не вскрыло вены беспощадно. В мыслях не озвучиваю. Только она. А все равно разматывает капитально.
Мэтью вытащил меня из конкретного дна. Нажраться как свинья и найти приключений на собственную задницу стало ежедневным ритуалом. В очередной из таких дней единственный друг, который у меня остался, психанул. Просто за шиворот выволок меня из нового бара и надавал по морде. А потом привел в чувство только одной фразой:
– Если ты действительно любишь, то хотя бы ради нее не превращайся в пропитую бесхребетную свинью!
Не знаю, что больше отрезвило: удары по щекам или предложение, которое сваливает в нокаут лучше любого кулака.
– Борись, твою мать! – орал мне тогда Мэт в лицо, тряся за грудки. – Во что ты превратился?! Смотреть тошно!
– Я пытался! – отвечал пьяным ревом. – Пытался, блять! Но путь к ней мне заказан, понимаешь ты или нет?! Понимаешь?!
– Возьми себя в руки, наконец, придурок! Ведёшь себя, будто тебе до сих пор пять. Наворотил хуйни – будь добр ошибки исправлять! – до сих пор помню, как Харрингтон кривился, отворачиваясь, – я надеюсь, что свой член ты хоть никуда не успел присунуть…
Если бы тогда мог, то просадил бы ему прямо по роже. Но во мне было слишком много бурбона.
– Да не хочу я никого, понимаешь… – уже тише, почти беззвучно. Задницей опустился на заснеженный асфальт и обхватил руками голову. – Я умираю без нее, Мэт… Каждый божий день мне тошно от того, что я просто просыпаюсь. Сгораю заживо постоянно, когда вспоминаю ее глаза, а в них только боль, отчаяние и лютая ненависть. Она меня выжигает. Выжигает! А ты спрашиваешь, трахаю ли я кого-то?! Да нахуй их всех! Нахуй!
– Тихо, – упал рядом со мной и привалился плечом, – понимаю. Поверь.
Тогда я был слишком загружен собственным дерьмом, чтобы обратить внимание на его слова. Но толк был. Поэтому сейчас, спустя почти два месяца после событий, разворотивших сердце, я ловлю на себе удивлённые взгляды сотрудников, пока поднимаюсь в свой кабинет.
Кажется, что только Ким мне искренне рада. Не сдерживается и выскакивает обниматься. С благодарностью глажу по спине эту маленькую женщину, слабо улыбаясь. Затем отстраняюсь и перевожу взгляд на дверь, избегая смотреть в сторону кабинета напротив.
– Там? – кивает и отступает. Набираю полную грудь воздуха, ступая на порог.
Отец поднимает глаза и удивлённо вздергивает бровь. Не ожидал – это понятно. Молча прохожу в глубь кабинета, сажусь напротив и складываю руки на груди.
– Спектакль закончился?
Голос ровный, ни единой эмоции не выказывает. Взгляд как всегда суровый, ни один мускул на непроницаемом лице не дрогнет.
– Почему ты не у себя? – игнорирую заданный вопрос.
– Подчищаю за тобой. Как видишь.
