аргументов за то, чтобы не помогать вашему Генадьеву, куда больше. Поэтому повторюсь – не стоит на меня давить. В моей натуре нет такого свойства, как податливость. На напор я отвечаю еще большим напором. Лучше опиши свое состояние.
Луншин немного удивленно, но сдержанно посмотрел на меня, задумался над чем-то и кивнул:
– Удовлетворительное. Нога не сводит с ума, хоть и болит, зато нет больше ощущения, что меня кто-то пережевал. И, – он замялся, но все же решился на честный ответ. – Мне бы по малой нужде отлучиться.
– Ну, мил человек, отлучиться у тебя не выйдет. Так что могу только поспособствовать, – я встала с табурета и нависла над ним.
– Это как? – глаза командира отряда изумленно округлились и, судя по всему, желание сильно сократилось в своей силе, будто мочевой пузырь выдал дополнительный объем для большей вместительности.
От его вида я тут же рассмеялась – громко, задорно, искренне. И впервые при всей честной компании. Отчего за окном тут же стихли шушуканья, а на лице Луншина прочиталась новая форма удивления.
– Даже не думай, что я полезу к тебе в штаны, – отсмеявшись, произнесла я и отправилась в сени, где хранилась всевозможная хозяйственная утварь.
Недавняя уборка всякого бесполезного полезного хлама позволила мне вспомнить о нескольких тазах, использовавшихся для глобальной стирки и прочей ерундовой бытовой деятельности. Сейчас, с похолоданием и отсутствием потребности так часто плескаться на свежем воздухе среди стиральных пузырей или замоченной ягоды, они стояли кособокой стопкой в дальнем углу, не мешая другим, более нужным вещам.
Оттого погромыхав немного, споткнувшись о бочонок, приготовленный для засолки несчастных пяти кочанов капусты, а также внезапно обнаружив старенькую, но еще достаточно острую косу, мне удалось добраться до цели, вытащить самый низкий таз и вернуться к Луншину, все еще терпящему весьма видимые неудобства. Даже уши слегка покраснели. То ли от смущения, то ли от натуги – спрашивать не хотелось.
Я молча протянула ему быструю имитацию ночной вазы и только уточнила:
– Утками пользовался? Справишься?
Командир отряда молча кивнул, стоически выдерживая хладнокровное выражение лица, и лишь взглядом указал на выход.
Будто мне самой хотелось становиться свидетелем его унижения.
– Вот и отлично, пойду пока поищу тебе носилки.
– Спасибо, – очень тихо произнес Луншин мне вслед, и я прикрыла дверь, оставляя его один на один с той самой «малой нуждой».
Во дворе же жизнь бурлила только за столом. Эти гаврики даже поз не изменили – сидели на одной лавке, спиной к дому и что-то горячо обсуждали, не поворачивая головы.
– Говорю же тебе – не знаю я, что в той записке, – раздраженно произнес Пашка, внезапно показывая себя с новой стороны. – Александр Анатольевич вручил мне ее в последний момент и дал строгий наказ отдать только если другие уговоры и аргументы не сработают. И предупредил, что это
