подвешенном состоянии. На льду. То ли это капитальный ремонт, то ли полное списание.
Эта фраза ее позабавила. Она поняла, к чему я клоню, пусть даже смыслы и метафоры у нас запутывались все сильнее.
– И когда ты в последний раз был в розовом саду?
Как мне понравился этот переход прямиком к сути, к тому, на что я, собственно, и намекал всю дорогу.
Сказать ей? Да я вообще понял смысл вопроса? Или исходить из того, что мы говорим на одном языке? Можно было сказать: вот он, розовый сад, прямо здесь. Или: и помыслить не мог, что попаду в розовый сад так скоро.
– В середине мая, – услышал я собственный голос.
Как легко выпустить это наружу. Страх разговора о самом себе вдруг показался трусливым и тривиальным – каждое произнесенное сейчас слово было смыслонасыщенным и обнаженным.
– А ты? – спросил я.
– Ну, не знаю. Я в последнее время залегла на дно, просто залегла на дно – как и ты, полагаю. Можно назвать это спячкой, карантином, паузой – за мои грехи, за мое бог знает что. Период Rekonvaleszenz[4], – добавила она, старательно имитируя пришепетывание венских психоаналитиков, которым обязательно употребить многосложное тевтонско-латинское слово вместо простого «выздоровления». – В принципе, тоже на капитальном ремонте. Да и вообще вечеринки – это не мое.
Это меня ошеломило. На мой взгляд, она была просто создана для вечеринок. Что я упустил? Испугавшись, что все наши смыслы запутались и исказились, я спросил:
– Мы ведь с тобой об одном и том же говорим, да?
Позабавленная и без секундной задержки:
– Конечно, и мы это прекрасно знаем.
Это ничего не прояснило, но мне понравился намек на сговор – самая пока волнующая и многообещающая наша общая вещь.
Я смотрел, как она двинулась в другой конец библиотеки, где стояли два шкафа с томиками «Плеяды», явно не читанными. Не похожа она была на человека, испытывающего муки-мученские.
– И что ты думаешь?
– Про эти книги?
– Нет, про нее.
Я посмотрел на блондинку, на которую она указывала. Она сказала: ее зовут Бэрил.
– Не знаю. Вроде бы симпатичная, – сказал я.
Я чувствовал: Клара предпочла бы сокрушительную инвективу. Но мне хотелось дать ей понять, что я лишь притворяюсь наивным и просто выдерживаю паузу, прежде чем пустить и это здание на снос. Она не дала мне на это времени.
– Кожа белая, как аспирин, икры размером с папайю, а колени так и стукаются друг о друга – ты ничего не заметил? – спросила она. – Ходит, отклячив зад. Смотри.
И Клара передразнила ее походку, оставив руки с тарелкой болтаться в воздухе – как будто это были лапы собаки, пытающейся изобразить человека.
Я – Клара. Я изобрела томагавк.
– У нее даже речь вразвалку.
– Не заметил.
– В следующий раз обрати внимание на ее ноги.
Выздоровления (
