воет, деньги у родичей просит. Позвать ее на царство, будет благодарна сверх меры! Смущало только одно обстоятельство…
– Все бы ничего, да боюсь я, не пошла ли она в породу салтыковскую? – выразил общее опасение губернатор Сибири.
Сидевшие вельможи переглянулись и многозначительно закивали. Хотя они собственноручно пролили столько крови – на добрую роту солдат хватит, до жестокости Салтыковых им было далеко. Чего стоила царица Прасковья, отправившая слуг своих в Тайную канцелярию, а потом приходившая в казематы? Заместо ката била кнутом, подпаливала волосы. А однажды так разошлась, что охнул видавший виды Ушаков. А братец ейный, Василь Федорыч? Дворня у него говорила – что ежели за день зубы не выбили или руку-ногу не сломали, так за счастье! Да что про холопов говорить, если жене своей законной, урожденной княжне Долгоруковой, не одинажды ребра ломал?
– Так уж хуже, чем при государе Петре Великом, не будет, – усмехнулся князь Дмитрий Голицын. – Нешто дубинку государеву не помните?
При упоминании о палке Петра у князей заныли разные части тела – у кого спина, у кого ребра, а у кого и все сразу. Даже у Михал Михалыча, коего Петр Алексеевич чрезмерно уважал, – даже Кубок Большого Орла не велел наливать! – заломило нижнюю челюсть: увидел как-то государь всея Руси, как полковник Голицын зубами мается, мигом за клещи зубодерные ухватился да зуб коренной напрочь и вытащил. А зуб здоровым оказался! Надежа-государь не растерялся да и второй вытащил… Две недели, если не больше, полковник с распухшей рожей ходил. А боль была такая, что непьющий князь водкой лечился.
Михаил Владимирович Долгоруков, запустив ладонь под парик (цирюльник, коли голову бреет, постоянно бритвой «царские» шрамы срезает, собака этакая!), только вздохнул:
– Хуже, чем при Петре Алексеиче, уж и некуда…
Дмитрий Михайлович внимательно оглядел сидевших соратников и настойчиво спросил:
– Ну так что, господа, все согласны? Будем Анну Иоанновну на царство звать? Как, Гаврила Иванович? – обратился князь к канцлеру как к самому старшему, а когда тот кивнул и сказал «Да!», перевел взгляд на сибирского губернатора.
Михаил Владимирович уже открыл рот, как в дверь застучали.
– Ждите! – рявкнул Голицын-старший.
Но за дверью не унимались – барабанили все настойчивей и настойчивей. Решив дать окорот наглецу позже, Голицын продолжал опрос, и все присутствующие, кроме Алексея Григорьевича, сказали свое «Да!». Незадачливый тесть царя лишь буркнул: «Я – как все!»
«Верховники» встали и, по обычаю, заведенному государем Петром, прокричали:
– Виват Анна! Виват! Виват!
А дверь между тем уже принялась ходить ходуном под ударами.
– Да кто там такой! – разозлился фельдмаршал Долгоруков. – Я его, сукина сына!
Схватив
