«Человек находит друга»… Ловко переменив тему, чтобы успокоить Робика, Вика принялась обсуждать с ним и Элькой приключения книжных собак. Матюша, знакомый только с «Соленым псом» и «Алым», позорно молчал.
Он решил срочно пополнить свой незначительный читательский запас. Записался в библиотеку и скоро так увлекся, что с трудом выныривал в явь из бумажных странствий. Путешествия в глубину невероятных событий, проекция на себя неиспытанных чувств, – о, Матюша полюбил книги! Чтение захватило его неискушенный ум, а позже стало частью жизни.
Как-то раз отправились по грибы. Осень выдалась торопливая, ранняя, уже в августе в зелень вкрапилась медь. Лес, полный крепленых солнцем запахов, отчаянно боролся с увяданием. Черные кружева тлеющих грибниц издавали странно заманчивый душок моховой прели. Неопытная Вика набрала в корзинку поганок. Матюша выкинул их и рассказал все, что знал о грибах. Ему повезло вывести сборщиков на «ведьмино кольцо» – четко очерченный круг свежайших желтых маслят, мелких и блестящих, как латунные пуговицы. Вика, по ее словам, в жизни ничего подобного не видела и смотрела на Матюшу так, будто он сделал всемирное открытие. Во все глаза. Во все свои весенние глаза.
Чуть пригашенные диоптриями очков, они сияли и тогда, когда обесцветилось небо. В ожидании Вики Матюша учил уроки на подоконнике, вглядываясь в дождливое окно. Ее высокая легкая фигурка с мальчишескими плечами летела в дымчатом моросе с остановки, точно стебель под несорванной чашечкой зонта.
Первому снегу Вика радовалась, будто первому в жизни. Бегала с Матюшей в кафе «Эскимо» у парка. Брали сливочное в бумажном пакете навынос, уверенные, что в снегопад мороженое вкуснее. Пышный пух лежал на шапках, снежинки забивались в челки и вынуждали Вику то и дело протирать очки. Нежные хлопья опускались бесконечно, неправдоподобные в своей невесомости, и неправдоподобным был парк – перевернутое в облачных сугробах небо. «Вот мы уйдем, а елки в балетных пачках поплывут в танце маленьких лебедей», – сказала Вика.
В том году Матюша начал «слышать» стихи, их словесно-музыкальное витье. Даже пытался что-то сочинять. Кровь-любовь, розы-морозы. Кстати, в выборе цветов Вика была не оригинальна, ей нравились розы. Папа каждую неделю дарил их Вике и перед вручением слегка сбрызгивал букет из опрыскивателя. Капли светились на лоске тугих лепестков, как стеклянный, рассыпанный по вишневому атласу бисер. Исподволь распускался папин с Викой осторожный роман. Матюша чувствовал себя его трепетной завязью, неотъемлемой частью, страшно довольный своим содействием.
Он, конечно, давно уже не верил в город за облаками и Христа, которого в дошколятах считал волшебником, но еще прошлой весной фантазировал, как мама выходит из темной багетной рамы, будто из небесного окна. Мамина улыбка оживала, слышались ее шаги, голос, смех. Жизнь в доме становилась такой… такой… праздничной? Счастливой? Не хватало воображения представить,
