можно сравнить с прудом-отстойником. Все, что не вызывает интереса у других отделов полицейского управления, спускают в ОСР. По большей части это просто муторные дела, за которые никто не хочет браться, но встречаются и действительно труднообъяснимые случаи. В общем, ребятам из ОСР приходится расследовать все – от дождя из жаб до слухов об обитающей в канализации чупакабре, похищающей мелких домашних животных. Работа эта хлопотная, перспектив карьерного роста почти никаких, поэтому ОСР считается чем-то вроде палаты для хронических неудачников. На самом деле это не так, но сотрудники отдела, как правило, обладали парой общих черт: достаточным интеллектом, чтобы задаваться вопросами и консультироваться со специалистами в случаях, когда произошедшее не поддается объяснению с точки зрения здравого смысла, и непозволительным отсутствием способностей ориентироваться в мутных водах кабинетной логики.
Когда сержант Мёрфи была еще лейтенантом Мёрфи, отделом руководила она. С должности ее сняли за двадцатичетырехчасовой прогул в разгар самых напряженных часов расследования. Не могла же она объяснить начальству, что все это время брала штурмом ледяную цитадель в Небывальщине? Теперь отделом руководил ее старый сослуживец, лейтенант Джон Столлингс, и ему приходилось здорово изворачиваться, втискиваясь в урезанный начальством бюджет.
Вот вам и объяснение, почему единственному профессиональному чародею в Чикаго почти не предлагают работы.
Я бы обошелся без их денег. В конце концов, они в них не купаются. Но в то же время следовало брать в расчет их гордость. Отказаться от этих денег я тоже не мог.
– Сдельно? – переспросил я. – Черт возьми, мой банковский счет едва ли не меньше моральных принципов лоббиста табачных производителей. Пора переходить на почасовую оплату.
Несколько секунд Мёрфи свирепо смотрела на меня, потом хмуро кивнула. Гордость гордостью, но дело прежде всего.
– Итак, в чем здесь дело? – спросил я. – Поджог?
Она пожала плечами:
– Какой-то взрыв. Может, случайный. Может, и нет.
Я фыркнул:
– Угу. То-то ты меня при всяких случайностях зовешь.
– Пошли. – Мёрфи достала из кармана куртки респиратор и надела его.
Я порылся в кармане, достал бандану и тоже завязал ее, закрыв нос и рот. Для полноты образа мне не хватало только мятой широкополой шляпы и сапог со шпорами. Я есть тихий мучачо.
Она оглянулась на меня – выражения ее лица под респиратором я не разглядел – и повела в разрушенный дом. Там нас уже поджидал ее коллега.
Роулинс – коренастый мужчина лет пятидесяти пяти, и при откровенно избыточном весе в нем не больше мягкости, чем в армейском грузовике. Последний год он начал отращивать бородку, и седые волосы смотрелись особенно контрастно на фоне его темной кожи. Поверх полицейской куртки он набросил поношенное зимнее пальто.
– Дрезден, – улыбнулся он. – Рад вас видеть.
Я пожал ему руку.
