жопу, Мышка… Но Внучка не стала оглядываться на всю эту гирлянду, и помчалась, и не играла со страшной куклой своей, и не плевала в колодец кромешный, и не отпечатывала лицо свое в мокром песке, пока не разыскала Дочку и не впилась изо всех своих малолетних сил в дочкину жопу. И заорала Дочка благим матом, и разразилась грязной и магической руганью, и, не оглядываясь назад, помчалась, и не успокоилась, и не трогала тело свое, и не гадала на березовой коре, и не ходила на пивоварню, и не варила кисели, пока не разыскала Бабку и не впилась со всего духа в бабкину морщинистую жопу. И возопила Бабка в полный голос, и, не оглядываясь, помчалась, и не утихомирилась, и не знала отдыха, и не вязала пряжу свою чудовищную, и не пекла приворотных пирожков, и не сказывала сказы обратные, пока не разыскала Дедку и не впилась всеми своими еще вполне здоровыми и острыми зубами в дедкину твердую жопу. И разорался Дедка на весь космос, так что все планеты сотряслись, а из черных дыр выглянули улыбающиеся личики светозарных ангелов. И воздел Дедка лицо свое к небесам, и не оглянулся назад, где висела впившаяся в него Бабка, а за ней впившаяся Дочка и так вплоть до одичалой впившейся Мышки. Не оглянулся Дедка, а вместо того сотряс воплем своим одно мироздание за другим, и разбросал он в стороны руки свои, словно собирался обнять планету Нептун, и из ладоней его потекла светлая и переливающаяся Эктоплазма.
И соткалась Эктоплазма в колоссальную, необозримую, неистребимую, никому не ведомую Репку. И Репка эта стала тем миром, где теперь ты, детка, внимаешь с ужасом и ликованием этой обратной сказке.
Будни Пухлеванова
Поговорить со стариком Пухлевановым приходили многие. Константин Алексеевич был, в общем, доступен, и тем не менее – вокруг него образовалась аура недоступности, вокруг его особняка высились невидимые кордоны, его самого надо было подкарауливать, он не бывал ни в каких компаниях, кроме тех, которые созывались его женой, Ольгой Павловной. Можно было, конечно, приходить к нему домой, в его убогую квартиру в Хрущевом переулке, – но нужно было предварительно созвониться с ним, он не всегда бывал дома, он мог заснуть или уехать в Переделкино к себе на дачу – и все же нужно было бы приходить только к нему, он не принимал нигде других гостей, кроме своих самых близких друзей, число которых постоянно уменьшалось. Приходили к нему самые известные и уважаемые писатели, приходили литераторы из других городов, иногда – очень редко – приезжали иностранцы. Иностранцы поражались скромности и отрешенности хозяина, они не ожидали увидеть в доме обыкновенного русского старика, который почти ничего не говорит, который целыми днями сидит в кресле и пишет. Перед домом Константина Алексеевича они фотографировались на фоне его окна со странными растениями в кадках, которые казались им экзотическими. Они пили красное вино из его фаянсового стаканчика и говорили между собой по-французски, с удовольствием уплетая виноград, который заботливо вырастил для них Константин
