правда отличный парень, но самое худшее – это Яйцо Обета на витрине в углу. Я узнаю его: это медное яйцо из магазина – то, что я наполовину уговорил себя купить для нас с Дороти. В магазине оно выглядело простым, неброским, даже элегантным – но в квартире Фрэнки я вижу его таким, какое оно есть на самом деле: дешевым.
Я возвращаюсь в салон и покупаю Вожновски. Снимаю деньги с двух кредитных карт. Думаю, что если я возьму все дни отпуска на рабочие дни, то смогу работать в праздники и получать сверхурочные.
Хочу ли я заплатить дополнительные пятьдесят долларов, чтобы выгравировать наши имена на яйце Феликса Вожновски коллекции 1954 года из чистого серебра? Еще как хочу. Хочу ли я также купить специальную подставку для него? Безусловно. А кто будет держать яйцо во время церемонии?
– Мы можем дать вам в аренду евнуха через Церковь Бога Вина, – предлагает Сабрина, Та, что Продает. – Они знают, что делают. Вожновски тяжелее, чем кажется, и я видела, скажем, больше чем одну свадьбу, которая была испорчена тем, что просили какого-то дядюшку подержать яйцо, а он уронил его в середине церемонии.
– Хорошо, – говорю я. – Давайте возьмем евнуха!
В эту ночь я слишком взволнован, чтобы спать, поэтому я еду к ущелью и смотрю на воду. Я думаю о Дороти, которая сейчас возлежит с Верховным Жрецом и понятия не имеет, что ее будущий муж только что сделал для нее. Я знаю, что яйцо не имеет значения; я знаю, что имеет значение только то, как сильно я люблю ее; но яйцо – это символ этой любви, и, когда я думаю о том, какой отличный символ я приобрел, я испытываю гордость, чувствую себя удачливым, чувствую себя счастливым. Я думаю о Дороти – думаю о том, как она кладет голову мне на грудь, когда мы засыпаем, – и испытываю гордость, и чувствую себя удачливым, и чувствую себя счастливым.
Потом случается худшее, что может случиться: на двойной смене в каменоломне Гэвин Качефски вырубается за механическим перфоратором, и в итоге еще пять человек ломают малые берцовые кости.
Дэвид и Дэвид собирают рабочее собрание.
– Больше никаких двойных смен, – говорит один из Дэвидов, Дэвид, который говорит. – Слишком много сломанных малых берцовых костей.
Толпа стонет, и второй Дэвид, Дэвид, который не говорит, шепчет что-то на ухо первому Дэвиду.
– Также, – говорит Дэвид, – с сегодняшнего дня мы больше не предоставляем полуторную ставку за работу на праздниках.
– Это нечестно! – кричу я. – Я рассчитывал на эти деньги.
– Я тоже! – кричит Хосе, чья кухня недавно провалилась под землю.
– Мы все рассчитывали! – кричит Дэб, чей ребенок постоянно что-то себе ломает.
– Дело не в деньгах, – говорит Дэвид. – Дело в вашей безопасности. Мы здесь одна большая семья, и если мы продолжим ломать малые берцовые на работе, ставки по медстраховке взлетят к небесам и придется начать сокращать людей. А мы очень не хотим этого делать, потому что, еще раз: мы семья.
– Значит,
