вам, старикам, дома не сидится? Короновирус! Говорят вам, дома лучше! А вы прётесь по райцентрам!
– Да я в больницу ездил, парень! Надо мне, – объяснял Анатолий и, чтоб разжалобить, нарочно как-то сгорбился весь, уменьшился в размерах и принял грустный, болезненный вид, что тебе актер из сериала.
– Так ты же и вчера ездил, артист! Я ведь, дед, тебя запомнил! И вчера меня так же уговаривал! – не сдавался водитель, но уже смеясь.
Он сжалился над стариками, не провёз лишний километр. Шура и Анатолий, громко благодаря и желая шоферу здоровья, медленно выгрузились. Пазик уехал, а они зашагали в сторону родных деревень по проселочной грунтовой дороге, веткой отходящей от шоссе.
– Повезло! – заметила тётка Шура. – В январе на Крещенье в церковь ездила, такой попался шофёр принципиальный, на остановку меня прокатил! Одно дело мужик с мужиком договаривается, другое – бабка старая!
Для старых крестьян поездка в райцентр была столь же захватывающим путешествием, как для кого-то турпоездка в Италию или Китай. Всюду по дороге они встречали достопримечательности, ведомые только им. Шура и Анатолий считывали невидимые чужакам знаки на открытых для них страницах родной земли и щедро делились друг с другом дорожными впечатлениями.
– Пока до дому-то доплетемся, насмотримся всякой красоты! – оптимистично заявила Шура попутчику.
И верно, «красота» щедро раскинулась по левую и правую руку от грунтовки – широченные колхозные поля оттаяли и были готовы к пахоте. В этот погожий денёк земля парила, будто дышала глубоко и свободно всей грудью, как дышит молодая женщина, не сомневающаяся в своей привлекательности и праве на счастье. У старых крестьян занялись сердца от простора и ветра с пьянящим ароматом прелой, перебродившей под снегом в своем соку травы.
– Вот сюда бы хорошо ячмень посеять, в прошлом годе была тут кукуруза! После неё сорняков-от мало будет, – заметил Анатолий.
– А напротив-то под горох поле годное! Мокрое. Навозу, молодцы мужики, много навозили, – похвалила Шура. – Овёс да горох сей в грязь, так и будешь князь!
Она шла заметно медленнее Анатолия, и тот, подстраиваясь под её ритм, участливо поинтересовался, глядя на раздутую, бочкастую сумку из кожзама:
– Чего накупила-то?
– Хлеба две буханки, батон, масла пачку, чаю, печенья себе взяла да Муське корму, сухого и влажного, – перечислила Шура. – А ты?
– То же самое, – одобрительно кивнул Анатолий. – Помочь тебе?
– Не надо, – смутилась Шура.
Не привыкшая к чьей-либо помощи, она начала оправдываться:
– Это просто ноги болят, худо идут. А так-то я ещё бодро бегаю.
Анатолий не стал настаивать, чтобы не смутить Шуру ещё больше, а главное, не задеть её гордость. Он и по себе знал, как остро царапают эти невольные намёки на немощность и старость. Не понять их молодым до тех пор, пока сами не перейдут в
