работе?
Все выглядело нормально. Шины – новые, детали – смазаны, датчики – на местах, ни трещин, ни расслоений. Заметив краем глаза движение, Билл вышел из-под самолета. Из окна кабины смотрел его второй пилот, Бен Миро, он помахал Биллу, показывая, что тоже на месте. Билл спрятал улыбку, когда тот показал на свою бейсболку «Янкис». Билл с отвращением покачал головой. Второй пилот, не переставая ухмыляться, показал в ответ средний палец.
Закончив обход, Билл поднялся по трапу, бросив последний взгляд на самолет. Яркий красно-белый логотип «Коустал Эйрвейс» на хвосте «аэробуса А320» наполнял его гордостью – и тут вспомнилась Кэрри. Вводя код на двери, он проверил телефон.
Ни пропущенных сообщений. Ни пропущенных звонков.
Когда за ним закрылась дверь, глаза уже привыкли к флуоресцентному освещению. Споткнувшись о сумку пассажира, Билл с удивленным смешком извинился перед мужчиной, хмуро посмотревшим на него сверху вниз, – а это впечатляло, учитывая, что пилот и сам был под два метра ростом. Приглядевшись к форме, пассажир сменил выражение лица на слабую улыбку.
По трапу к самолету тянулась очередь пассажиров, и Билл с обходительной улыбкой принялся петлять между чемоданами и колясками. Наконец поднялся на борт, бросил взгляд через салон в розово-фиолетовом свете – фирменная атмосфера ночного клуба его модной авиакомпании.
– Ну, пора погружаться, – сказал он миниатюрной стюардессе, тянувшейся на цыпочках к одному из шкафчиков на бортовой кухне. Джо обернулась, и в ее глазах загорелось удивление, когда Билл наклонился и обнял ее. Пушистые черные локоны защекотали его щеки, от темно-коричневой кожи повеяло знакомым ароматом ванили.
– Это мой особый аромат, – сказала Джо. – Такой же, как у мамы и у ее мамы. Понимаешь, когда девочке в семье Уоткинсов исполняется тринадцать, на праздник собираются все женщины. Ни одного мужчины – только дамы. Мы садимся на кухне. Говорим, готовим и просто… чувствуем все поколения женщин.
Ее речь звучала как музыка. Билл наслаждался каждой ее растянутой гласной, замечал каждый волнистый перелив и каждую непредсказуемую интонацию. Он постоянно расспрашивал ее о детстве, потому что любил, как проступает поблекший восточнотехасский акцент – а он проступал всегда, если она рассказывала о прошлом. Билл допил пиво и сделал жест бармену, чтобы заказ повторили.
– Никогда не забуду, как прабабушка забрала у меня бутылку «Доктора Пеппера» и поставила на кухонную стойку, – вспоминала Джо, улыбаясь в свой винный бокал так, словно сейчас видела все это перед глазами. – Боже, какие же у нее были руки. Сама не крупная, но ручищи…
В общем, затем она без лишних слов вручила мне блестящую золотую коробочку с синим бантом. Я знала, что это; все мы знали. Помню, как аккуратно сняла бант, открыла коробочку – и вот он. Мой собственный флакончик «Шалимара». Я принюхалась. Пахло, как от моей мамы. И от ее мамы. Пахло мной, пахло той, кем я стану.
– Я и не знала, что ты
