корпус больницы. У входа в здание я чуть не подрался с мужчиной, который курил возле больницы. Далее мы поднялись на последний, кажется, это был десятый этаж, и тут женщина, которая делала снимки, вдруг заявила, что рентген сломался, но она может сделать снимок на старом аппарате. Когда рентгенолог меняла кассеты в старом аппарате, я ей здорово помог с тяжелой конструкцией, и она, видимо из чувства благодарности, сказала, что если у меня есть такая возможность, то лучше будет увезти жену в другую больницу и сделать снимок там. Причиной тому является высокий уровень облучения, исходящего от старого аппарата. По нашим законам матери не отдают в роддоме ребенка до тех пор, пока она не пройдет флюорографию. Поэтому у остальных рожениц выбор был невелик, ведь у них не было под рукой мужа, который ходил бы за ними как джин, исполняющий все пожелания. У моей супруги такой джин был, и уже через час мы вернулись в роддом с заключением врача о пройденной флюорографии.
Вообще я считаю, что присутствие мужа в роддоме обязательно. Пускай у меня не было подушки, и я клал под голову рулон бумажных полотенец, пускай мы жили в самой душной палате во всем роддоме, а душ у нас был общий с еще одной палатой. Не страшно, что мои тапки от жары смердели как дохлый скунс, и мне приходилось на ночь заворачивать их в пакет, главное, что я был рядом со своей женой, и так ей было намного спокойнее. Хоть как-то, но я контролировал ситуацию. Когда моей дочери среди ночи были нужны шприцы и бутылочка, я бегал по дежурным аптекам. Когда жене понадобился молокоотсос, я поздним вечером носился по округе в его поисках. Если вы когда-либо пользовались молокоотсосом, то знаете, что ужасно неудобно самостоятельно добывать молоко с его помощью, намного проще, если это делает кто-то, кто сидит напротив. Конечно же, я принимал в этом процессе активное участие. Особенно неловко мы себя чувствовали, когда использовали молокоотсос в три часа ночи, а он при этом издавал слышимый на всем этаже пронзительный громкий свист, который мог разбудить кого угодно.
Когда я не мог повлиять на происходящее, и у жены не хватало молока, я просто сидел на койке и тихонько молился. Я был рядом, и это самое главное. Когда дочь более двух суток была в реанимации, ей необходимо было молоко каждые три часа, а на сцеживание нужной порции у жены уходило полтора часа. Получается, что мы почти не спали в это время. Я, то еще ладно, но ведь Лена до этого трое суток мучилась от схваток, честно говоря, я вообще не понимаю, как она все это выдержала. Жена у меня просто героиня!
Когда мы приехали с готовым результатом флюорографии, нас в палате встретила недовольная медсестра, но сообщила она восхитительную новость о том, что дочке уже было намного лучше, она нормально дышала и готова была познакомиться с нами. Через мгновение ее привезли на чудном столе, который, по словам врачей, должен был поддерживать температуру ее тела. Стол был слегка теплым, на некоторое время он должен был служить для нее кроваткой. Мы были
