тебе кем-то вроде младшей сестры. У тебя есть сестры?
Мадлен старалась, чтобы движения щетки были плавными. Ее поражала манера речи Вероники; казалось, девушка насмехается над ней.
– У меня одна сестра, мадемуазель.
«Была вторая, которая не так давно легла в землю, унеся с собой часть меня».
– Младшая или старшая?
– Старше меня на два года.
– Хорошенькая?
Мадлен подумала о каштановых локонах и заученной улыбке Коралины, вспомнила сердцевидное лицо Сюзетты. «Бог даровал мне одних дочерей, но он хотя бы сделал их обаятельными».
– Да, очень хорошенькая.
– Она тоже служанка?
– Нет, она актриса.
В каком-то смысле так оно и было. Коралина день и ночь разыгрывала желание, пробуждая его в других.
– И где она играет?
– Где придется. Места не слишком известные. Вряд ли вы в таких бываете.
– Я вообще никогда не была в театре. Я совсем недавно вернулась домой. Мой отец отнюдь не театрал.
Мадлен не знала, что ответить Веронике. Зачем жить в Париже, если не ходить в театры, не бывать в опере и не смотреть балет, особенно когда денег хватает, как у доктора Рейнхарта? Ответа на этот вопрос она не знала, зато очень хорошо знала, какова жизнь в Париже без гроша в кармане. Пялишься на витрины, на сверкающие окна особняков, за которыми мелькают смеющиеся лица. Смотришь и понимаешь: тебя туда никогда не пустят. Но если тебе открыты двери, почему бы туда не войти? Что-то здесь было не так.
– Мадемуазель, где у вас щипцы для завивки?
– У меня их нет. Наверное, надо купить.
Девушка продолжала смотреть на Мадлен. Наверняка Вероника уже сообразила, почему Мадлен не стала актрисой и каково жить с изуродованным лицом, когда сестра у тебя если не красавица, то очень симпатичная. Что бы она ответила Веронике, если бы та спросила? Сказала бы, что иногда ощущала собственную никчемность, иногда радовалась, а порой ее захлестывало чувство вины.
Мадлен взяла с кровати шелковую нижнюю юбку. Вероника сняла ночную сорочку, обнажив свое молочно-белое тело. Корсета она не носила.
– Поднимите руки, мадемуазель.
Мадлен надела ей через голову юбку.
– Вы выбрали платье?
Открыв гардероб, Вероника достала розовато-лиловое платье, простое, но лучше всех платьев, которые были у сестер Мадлен. Такое платье стоило не менее полусотни ливров. Мадлен застегнула на платье костяные пуговки, подтянула рукава и начала зашнуровывать корсаж.
– Ты и раньше была горничной?
Мадлен не нравились эти расспросы. Она продолжала свою работу, думая о выучке, полученной за две недели. Уроки давала ей служанка, подкупленная Камилем. «Говори только тогда, когда тебя спросят, – поучала ее та девушка. – Отвечай односложно; чем скучнее твоя речь, тем лучше. Господам ровным счетом плевать на твои мысли».
– Да,
