покупателям.
Агата широко раскрыла дверцы шкафа, отошла и, сложив руки на груди, предоставила Мадлен взглянуть на содержимое. В сумраке там находились диковинные вещицы, каких девушка еще не видела: бронзовая мышь, усеянная сотнями крошечных жемчужин, эмалированная сова с глазками-агатами и перьями из серебра и золота, черепаха с настоящим панцирем, на которой восседал позолоченный Нептун. Уловив движение, посланница Камиля посмотрела на верхнюю полку и увидела серебряную летучую мышь с кожаными крыльями. Та повисла как живая.
– Я решила: покажу тебе все это заранее, чтобы ты потом не испугалась, – сказала Агата. – Когда хозяин их заводит, все это зверье движется. Сама увидишь. Но у них есть отвратительная привычка – двигаться самим по себе. Ключи находятся у Жозефа. Я стараюсь держаться от этого подальше.
Мадлен смотрела на красные незрячие глаза мыши и тонкие золотые усики. Штучка явно дорогая, но чуднáя и даже подозрительная.
– Это что, игрушки? Как они действуют? Как хозяин заставляет их двигаться?
Агата пожала плечами:
– Они движутся, как и часы, с помощью винтиков, пружинок, проволочек и прочего. Сама не понимаю, как он их делает. Мне все это кажется магией. Давай я закрою дверцы от греха подальше.
Мадлен в последний раз взглянула на механическую летучую мышь. Тонкая черная кожа крыльев, натянутая на серебряные кости, была очень похожа на настоящие перепончатые крылья летучих мышей. Мадлен представила руки, которые сделали эту жутковатую игрушку. Кто же он, доктор Рейнхарт, умеющий делать подобные диковины?
– А это – главные часы, – сообщила Мадлен Агата, когда они, покинув комнату, проходили мимо больших напольных часов в коридоре, футляр которых был сделан из орехового дерева. – По этим часам сверяют все остальные. Заводить их – обязанность Жозефа, но и ты должна прислушиваться, правильно ли они бьют. Следить, чтобы ничто не нарушало порядок, – твоя главная забота в этом доме.
Мадлен кивала, но ее нервозность переросла в страх. У нее свело живот. Никогда еще она так остро не ощущала время и не сознавала его быстротечность. Камиль дал ей тридцать дней. Если она оплошает, если хозяин ее раскусит, у нее не будет ни второго шанса, ни пощады. Полиция за нее не вступится.
Наконец Агата привела Мадлен в комнатку на последнем этаже.
– Вот здесь ты будешь жить, – сказала она, открывая дверь.
Помещение оказалось маленьким и узким, словно монашеская келья, с соломенным матрасом на кровати, покрытым коричневым одеялом, и с небольшой жаровней с погасшими углями.
– Мне здесь жилось вполне сносно.
– Да, – ответила Мадлен, стараясь не показывать своей разочарованности.
Невзирая на роскошное убранство дома, на позолоченную мебель и белые кружева, ее новое обиталище почти не отличалось от комнаты в доме маман. Ноздри уловили странный запах; возможно, это был запах Агаты.
– Спасибо,
