потертых стен, и луковый запах чужого дыхания.
Она увидела, как постаревший, еще сильнее обрюзгший Фомин сидит в кресле у телевизора в темной комнатке. Его босые ноги в тапочках мерцают в отсветах сменяющихся кадров. Особенно запомнились грубо вывернутые вены на лодыжках. Пока Уля с отвращением их рассматривала, Станислав Викторович захрипел, рука его взметнулась к горлу, а багровые щеки сделались синими. Он забился в кресле всей тяжестью тела, но завалился на ручку и обмяк.
Когда Ульяна пришла в себя, Фомин неодобрительно смотрел на нее из-под кустистых бровей.
– Беременных увольняем сразу, так и знай, – буркнул он, протискиваясь мимо.
Уля еще немного постояла, провожая его взглядом. Она была бы не прочь увидеть в этих водянистых глазках мучительную гибель от своих собственных рук. Но вместо этого Фомин проживет еще много лет, жирея и издеваясь над подчиненными. Мир вообще не отличался справедливостью.
Весь день Уля неотрывно щелкала по клавиатуре, подбивая столбики и строки, заполняя ячейки и выводя по ним графики. Нудная работа успокаивала нервы. А осторожные пробежки до общей кухни не давали уснуть окончательно.
Маленький закуток, где скрывались чайник, кофемашина и вазочка с бесплатным печеньем, Уля считала главным плюсом этого места. Запертая в архиве, она старалась не встречаться ни с кем из других сотрудников, лишь изредка кивала им в коридоре. Они же, занятые клиентами, от кошельков которых зависели их собственные премии, и сами не стремились к сближению. Это было вторым плюсом.
Когда день за окном начал неотвратимо превращаться в сумерки, Уля отправила в печать готовые страницы отчета. Еще теплые, они приятно согревали мерзнущие ладони. Уля торопливо прошлась по коридору до кабинета Фомина и постучала. Дверь приоткрыла Аллочка. Она хищно улыбнулась – на передних зубах остались следы от помады.
– Тебе чего?
– Отчет. Для Фомина, – ответила Уля, глядя чуть выше Аллочкиного плеча.
– Давай сюда. – Та схватила странички и проворно втянула их в кабинет.
Изнутри донеслись приглушенный мужской голос, ответ Аллочки и грудной смех. Времени было три минуты седьмого. Обратная дорога всегда давалась легче. Уля выходила из офиса и шагала по переулку до станции. Ближайшая электричка приходила к десяти минутам. Обычно Уле хватало времени, чтобы миновать мрачные подворотни, взбежать по ступенькам перехода и проскочить в двери вагона перед тем, как те захлопнутся. Следующий поезд прибывал в восьмом часу. Когда вечер складывался неудачно, Уле приходилось топтаться на перроне, грея руки о стаканчик жидкого кофе из автомата, и ждать еще час.
Сегодня все шло наперекосяк: Уля неслась по чужому двору и постоянно натыкалась на мамочек с колясками и медлительных старух. Один-единственный светофор на ее пути долго отсчитывал секунды до зеленого, а смятый билет никак не хотел проходить контроль.
Когда она выскочила на перрон, на вагоне
