убили и как бы он отчитался? Сказал бы, что сама виновата? Этот «самовиноватинг» преследовал меня всю жизнь. Списали на то, что я сбежала с интерната? Хорошо, что ничего не случилось. У меня остался нехороший осадок и воспоминания об этом школе-интернат. В реальности в этих учреждениях нет ни заботы, ни уважения к детям.
Я просто бродила по улицам, не понимая, что делать, куда идти. Так я скиталась, пока не появились дети, приехавшие из лагеря. Хорошо, что рядом была Нина Окотэтто, которая скрашивала мое одиночество. Мать Нины Окотэтто пила и поэтому ночевать у нее нельзя было. Нельзя сказать, что она была алкоголиком, нет. Но пили много, там были драки, скандалы. Влетало Нине, которая привела в дом меня, влетало всем, кто попадался под руку, влетало постоянно и много. До сих пор я ей благодарна, что она меня не бросала. Ночью мы с ней обходили «двухэтажки», пока не отыскивали открытый люк на чердак. Иногда нам везло, и мы спали на каком-нибудь матрасе, а иногда мы дремали на лестнице. Нина иногда предлагала ночевать у знакомых ее матери, и мы шли туда, чтобы попить чай и поспать спокойно. И тот же вопрос был к тем, кто описывает с хорошей стороны Евфалию Владиславовну Зброжек, что же у нее сердце-то не защемило, когда девочка ходила в поисках ночлега? Не помню, чтобы она заступалась за меня, когда я бродила по улице холодная и голодная. Почему же она не подошла ко мне, когда я сидела на улице? Неужели, у ныдинских учителей и воспитателей была искренняя любовь к детям? Я больше слышала крики и оскорбления в адрес воспитанников. Если в обычной жизни, поругавшись с кем-то или когда тебя оскорбят, можно просто уйти домой, то в интернате ты находишься рядом со своим недругом постоянно и приходится мириться. У воспитателей было абсолютное равнодушие к ребенку, который бродил по поселку. Помню чувства, наполнявшие меня тогда: страх, холод, уныние, одиночество и самое главное, чем я жила – надежда и вера.
Школа-интернат – это система, с помощью которой, вырабатывают отношение к миру. Человеческое, душевное состояние зависит от того, какие чувства и эмоции в него вложили в школе. У меня нет добрых воспоминаний об ныдинской школе-интернате и чувства привязанности кому-нибудь. Мне очень сложно вспомнить что-то хорошее о школе. Потому что все хорошее связано с тем, что я оттуда уехала. Но, наверняка, были и хорошие моменты. Просто для меня как для подростка происходящее было настолько большой травмой, что мое подсознание вытеснило все хорошее. Годы в интернате я выжила только на злости и упрямстве. Я хотела это пережить и не скатиться вниз, не пополнить ряды пьющих. Когда советский школьник подрастал, а потом оканчивал школу, то он с удивлением обнаруживал, что находится в абсолютно враждебном мире, который никак не отражается в кино и на телевидении. Я понимала, что рассчитывать мне не на кого, и либо я сама смогу изменить свою жизнь, либо, как и большинство детдомовских и интернатовских,
