души не чаял в сыне
И счастлив был он с ним поныне,
Но время шло из года в год…
Стал поговаривать народ,
Что мать мальцу нужна скорей,
Что будет лучше средь детей
Ему расти и развиваться,
Придется все же ведь расстаться
Ему со стариком своим…
Не жить всю жизнь же им одним?
Да и вельможе нужно, чтобы рядом,
Как только вырастет его отрада,
Покинет отчий дом и старика,
О нем заботилась надёжная рука…
И посоветовав ему со всем смириться,
Пришли все к выводу, что надобно жениться.
Вельможа знатный так и поступил,
С дамой благородною в брак быстрей вступил,
Взял ее с богатствами, с землями, с детьми,
Что б не стыдно было ему перед людьми.
Бывшая вдова милою была,
Хоть красотой своею в народе не слыла̍,
Но хозяйство смело на себя взяла,
Без дела не сидела и отчёт вела.
Очень уж по нраву ей пришлось богатство,
Муж пришелся новый и его «аббатство»,
Но вот только сын ей не был его нужен,
«Ты простолюдин!» – Она его утюжила.
Мальца возненавидела. В его руках наследие…
«Как забрать наследство?» – Идеей этой бредила.
И своих детей желая обеспечить,
Она стала злобной, дитя стала калечить.
Но как бы не старалась, пасынок здоров,
Его всегда хранила отцовская любовь.
А вот хозяйка новая резко заболела
И на одре предсмертном что-то прохрипела.
С ее губ холодных сорвало̍сь проклятие,
Ночью, в полнолунье, и на крови заклятое:
«Я желаю, чтобы ты был словно зверь,
Уродливый и страшный, чтоб пугал людей,
Чтобы в жизни счастья не было ни грамм,
В твоей жизни не̍ было благородных дам.
Оплот из одиночества тебе я лишь желаю,
Ведь вина твоя, что я сейчас страдаю.
А еще кляну весь будущий твой род,
Пока последний отпрыск в муках не умрет…» -
На словах на этих вдова захохотала,
Пока в её глазах жизнь быстро угасала.
Вдову похоронили в склепе у поместья,
Но пришли потом недобрые изве̍стья…
После этой ночи, в каждую луну,
Что на небе гонит сумрачную тьму,
Пасынок той ведьмы шерстью обрастал,
Он в два размера больше чудом вырастал.
Его лицо менялось, вытягивался нос,
Когти вырастали, а сзади волчий хвост.
Зубы заострялись, а в глазах огонь,
Своим жутким взглядом, он грозил «не тронь!».
На затылке уши и лапы вместо рук,
Он бедняга
