занят по горло, у него ответственная работа. Так пусть и у меня будет немного своей личной жизни. Не в том плане, как принято считать, что личная жизнь – это любовные отношения людей, а так называемое личное пространство, где я могу хотя бы отчасти почувствовать себя свободной. Поэтому ты позвони Лене и спроси, когда этого историка собираются выписывать. И если у меня есть хотя бы неделя, то я поеду в больницу, устроюсь туда санитаркой (уверена, меня возьмут, насколько мне известно, в больнице всегда требуется такого рода персонал) и понаблюдаю за нашим героем-любовником.
– Да… Возможно, только таким образом можно будет с ним как бы познакомиться поближе и поговорить. К тому же ты сможешь тогда увидеть тех, кто навещает его, оценишь его реакцию на тех, кто приходит к нему.
– Или того, кто попытается его снова отравить или удушить подушкой. Ну и дельце у нас вырисовывается! И все бы ничего, я стала уже привыкать к такого рода расследованиям, если бы дело не касалось близкого тебе человека.
– О чем и речь!
Выяснив от Лены, что Лебедева пока что не собираются выписывать, поскольку он еще слаб и долго будет лежать под капельницами, Женя вызвала такси, чтобы доехать до больницы.
– Меня не поймут, если я на своей новой шикарной машине приеду устраиваться санитаркой.
– Я могу поехать с тобой.
– Нет. Я просто отправлюсь на такси. А ты оставайся дома, дождись возвращения Лены и постарайся ее успокоить. А заодно выведай, на самом ли деле она не беременна. Насколько мне известно, от таких романтических отношений между школьницами и красивыми учителями рождаются детки. Признаться, мне эта история вообще не нравится. Да и Лебедева этого я уже заранее презираю за связь со школьницей.
– Да я и сама переживаю.
– Ладно. Разберемся.
Понятное дело, что никакой трудовой книжки у Жени при себе не было. Пришлось на ходу придумывать историю о том, что ей, попавшей в трудное положение, просто надо временно где-то подработать. Главврач, мужчина лет шестидесяти, с уставшим лицом и практически лысой яйцевидной головой, привыкший в силу своей деятельности на сложном медицинском трудовом фронте на многое закрывать глаза, с радостью, нелегально, принял ее на должность и отправил к сестре-хозяйке. Получив устные инструкции, серый фланелевый, жуткий в своей унылости халат и инвентарь, Женя отправилась осваивать территорию большой трехэтажной больницы.
Палату, где лежал учитель Лебедев, она нашла быстро, вошла, поздоровалась с больными, лежащими на кроватях (это были мужчины разного возраста, от одного вида которых хотелось заскулить от тоски), быстро определила кровать, на которой лежал подсоединенный трубкой к капельнице пациент с перебинтованной левой кистью, подошла к нему и задержалась, надеясь, что он, бледный и растрепанный, откроет глаза.
Судя по очертаниям тела под шерстяным одеялом, он был высокий. Худощавый. Но, надо признаться, даже в таком вот неприглядном больничном обличье красивый, чего уж там. В такого
