ссоре ударил другого человека ключами от церкви; удар же был настолько силён, что связка ключей вырвалась из его рук, разбила стекло и, вылетев из окна, выбила глаз совершенно посторонней женщине, находившейся снаружи. Осуждая служку за нанесение увечья (mayhem), суд обосновал это тем, что «он обладал дурным намерением вначале».[376] По мнению Б.С. Никифорова, здесь «построения Брактона (имеется в виду доктрина versanti in re. – Г.Е.) подвергаются распространительному толкованию, применяясь… не только к убийству, но и к случаям нанесения телесных повреждений».[377] Такое утверждение небесспорно: вряд ли можно рассматривать как отражающий идею вменения любых, даже непредвиденных последствий неправомерного деяния сравнительно случайно возникший вне области убийства казус, факты которого складываются в простую в общем-то ситуацию «отклонения действия» (aberratio ictus).[378] Иных же прецедентов подобного рода, заслуживающих внимания, при подготовке, во всяком случае, настоящего исследования обнаружить не удалось.
Пожалуй, по большей части такое молчание судебной практики можно увязать с привилегией церкви. Её следствие в касающемся текущего обсуждения аспекте сводилось к тому, что умевший читать мог избежать осуждения в светском суде как за фелонию, так и за причинение смерти в ходе её совершения, т. е. для создания нормы, позволяющей вменить здесь убийство другого, не было рациональных оснований: и по отношению к первому, и по отношению ко второму пункту обвинения лицо спасалось от виселицы, прибегнув к привилегии церкви.
Такое положение вещей можно наблюдать до конца XV – первой половины XVI вв., когда серией «Статутов Тюдоров», появляющихся после 1488 г., из привилегии церкви исключаются тяжкое убийство со злым предумышлением и ряд иных преступлений. Так, по статуту 1488 г. 4 Hen. VII, с. 13 светские лица, умевшие читать и совершившие тяжкое убийство, изнасилование, ограбление, кражу, могли прибегнуть к привилегии церкви только один раз, для чего по осуждении они клеймились железом на большом пальце левой руки; за духовными же особами (нормы этого статута впоследствии при Генрихе VIII (1509–1547 гг.) были распространены и на собственно клириков, а затем вновь сужены до исходно сформулированных с некоторыми дополнениями в 1547 г. статутом 1 Edw. VI, с. 12) привилегия церкви была оставлена в прежнем объёме. Принятый позднее, в 1496 г., статут 12 Hen. VII, с. 7 изъял из привилегии церкви малую измену; статут 1512 г. 4 Hen. VIII, с. 2 – тяжкое убийство и другие фелонии, совершённые в церкви и на дороге, а также тяжкое убийство и грабёж, учинённые в доме потерпевшего, собственника или живущего в доме; статут 1531 г. 23 Hen. VIII, с. 1– всякое преднамеренное тяжкое убийство со злым предумышлением (wylfull murder of malyce prepensed), а также поджог домов и заполненных амбаров и некоторые виды бёрглэри, при условии, что эти преступления не содеяны клириком, начиная с чина под-дьякона и старше, сохранившими привилегию (в 1547 г. статут 1 Edw. VI, с. 12 отменил данное исключение); статут 1536 г. 28 Hen. VIII, с. 15 – любую фелонию в пределах юрисдикции адмиралтейства; статут 1547 г. 1 Edw. VI, с. 12 – любое бёрглэри, вторжение в дом, кражу лошадей; статут
Дело было разрешено в 1498 г. на Зимней судебной сессии в тринадцатый год правления короля Генриха VII (Y. В. НП. 13 Hen. VII, f. 14, pi. 5, A. D. 1498) (цит. по:
Если и считать данный прецедент как правополагающий источник, то связывать его скорее следует не с тяжким убийством по правилу о фелонии, а с совершенно иной концепцией общего права, так называемым «перемещённым» намерением
