кивая головой в сторону ранки на губе.
Я машинально прикладываю руку ко рту. Машу отрицательно…
Он снова усмехается.
–Ты красивая, Алёна. Я понимаю, почему ты с ним пять лет…-наклоняет голову и продолжает меня изучать. Как же некомфортно от этого взгляда. Пронзительного, мужского, но холодного. Эта ртуть в черной бездне его глаз никуда не делась. Не убежать от нее. Она токсична.
Мне отчаянно хотелось то ли смеяться, то ли кричать, потому что нет никакого «с ним»… Потому что я не нужна Али, я выкинута им. Никто никуда возвращать меня не захочет. Знали бы они… Но я молчу, потому что и сама не понимаю, что делать. Как поступить правильнее. Каждое мое слово- как прыжок в темноту. Не знаешь- там пропасть или твердыня…
–Красивые женщины должны радоваться жизни, Алёна. Наслаждаться ее благами и услаждать своих мужчин. Несправедливо, что ты здесь. Но мы ведь можем исправить эту ситуацию? Скажи мне, на что готов пойти твой любовник ради тебя?
–Вы говорите о справедливости? Поэтому эти девушки в плену? То, что их продают, как товар, тоже ведь несправедливо? Но это никого не смущает… Справедливости нет. Придумайте другой дискурс.
Мои слова царапали мне горло, но я все равно говорила. Потому, что не могла не сказать. Я не была святой, да и, как вы уже поняли, поборницей справедливости тоже не была, но вид тех самых поруганных, испуганных палестинок во мне что- то перевернул. Возможно, я где- то глубоко, внутри своей искусно запрятанной за камуфляжем цинизма души, проецировала их историю на себя. Когда- то я тоже была хорошей, чистой, неиспорченной. И явно не «справедливость» привела меня туда, где я была сейчас.
Мужчина чуть заметно поморщился.
– Какой же сильный у тебя заливной акцент… Тебе бы гораздо больше пошло говорить на ливанском диалекте арабского, а не на языке этих верблюжатников. Это сексуальнее… А еще тебе нужно думать о себе, Алёна, а не о других. Но ты так не умеешь, да? Знаешь, я уважаю русских женщин… честно. Не все из нас уважают. Многие считают вас доступными. Но я давно понял истину- ваша проблема в том, что в душе вы слишком добрые, мягкосердечные. Отсюда все ваши беды.
Я снова заставила себя поднять на него глаза. Чего же мне это стоило… Каждый наш зрительный контакт-настоящая пытка.
–Я не добрая и не мягкосердечная. Я плохая. Поверьте мне… Так что нет, это не про меня…
Он еще несколько минут прожигает меня глазами.
– Ильяс, зайди— приказывает мужчине чуть громче, так, что его слышат за дверью.
Потому что в ту же секунду в комнату входит тот самый чудак на букву «м», который гнал меня взашей в эту комнату.
–Тааль (араб.-подойди),– говорит он ему, не отрывая от меня взгляда.
Тот подходит к нему. Тигр тут же хватает его за руку, не разрывая нашего зрительного контакта. В следующую секунду я невольно вздрагиваю, потому что слышу ужасный, приглушенный хруст- это его палец хрустит. Сломанный палец. Мужик кричит и сгибается вдвое, при этом
