несли одно и то же послание: «Не приближайтесь, или мы атакуем».
– Сурово.
После рассказов Орсо Навен заложил бы душу Балнару, чтобы только одним глазком взглянуть на бумаги командора. Неприятное предчувствие ворочалось в животе. Едва ли птица рассталась с жизнью за обосранную шляпу.
Следующие несколько дней Навен незаметно присматривался к Ромо и его команде. Корладские вояки или глубоко уважали своего командира, или до смерти его боялись. Сам гизриец производил впечатление человека простого и сердечного. Ромо взял манеру приглашать Навена разделить с ним трапезу, а за столом развлекать рассказами о дальних странах и увиденных там чудесах.
Орсо проникся к командору глубокой симпатией, охотно веря тому, что Ромо старался показать. Навену же этот человек более всего напоминал Крысиного Короля из Хоринга. Недаром те двое были дружны. Вся эта отеческая забота и доброта вызывали у Навена желание копнуть глубже. Как корка на едва поджившей ссадине вызывает у мальчишек желание немедленно ее содрать.
Раз или два Ромо прямо интересовался состоянием Айвена. В остальное время позволял себе беззастенчиво шпионить за всем, что происходит на «Чайке». Навен в шутку говорил, что старик таким образом «метит территорию». Про себя же он был твердо уверен – Ромо почувствовал настойчивый интерес к своей персоне и, как человек азартный, решил сыграть с новым партнером партию-другую в игру «не суй свой нос в дела старших и более опытных». Правила игры плавали на поверхности, и Навен всерьез планировал… проиграть. Зачем? Ничто так не усыпляет бдительности, как уверенная победа.
Он с неподдельной заинтересованностью слушал болтовню командора, восхищаясь в нужных местах. Если это действовало на Сиятельство, подействует и на Ромо. Хотя стоило признать, что истории будоражили воображение.
Дара почти не расставалась с Орсо. Узнав их тайну, бестия крепко привязалась к обоим братьям. По вечерам она взяла в привычку просить сказок про магию и далекие земли. Навен с удовольствием рассказывал Даре о своих родных местах. Беседы отвлекали от неприятных мыслей о заточении и толкали вспоминать Хоринг снова и снова.
День ото дня воздух теплел. Чем дальше оставался удушливый север, тем быстрее улучшалось состояние Айвена. Когда из лазурных волн «Чайку» приветствовали дельфины, он уже махал им в ответ с палубы единственной целой рукой.
Айвен, по сути, мало чем отличался от своего младшего брата Леннарта. Однако был он куда прозорливее и опытнее. Навен ловил себя на мысли, что из Айвена вышел бы властитель как в легендах.
Чем лучше становилось самочувствие принца, тем больше тот бодрствовал. Лекарь искренне наслаждался обществом благодарного пациента. Сам же Айвен цеплялся за дружбу, как за спасительную соломинку. Стоило тому остаться одному, как строгое благородное лицо омрачала печаль. Они делили общую тоску – тоску по дому. Хоть мысли их занимали совершенно разные дома.
Айвен мог часами рассказывать о Корладе с его густыми лесами, полноводными реками и неприступными крепостями,
