участвовать в деятельности тайного общества, выстраивать схемы великих свершений.
Дуняша разведала все мои маршруты и стала чаще попадаться на глаза. Еду на охоту – она с подружками собирает ягоды в лесу. Выхожу прогуляться по росе, свежим воздухом для вдохновения подышать – она спешит с колодца, да еще будто невзначай то ведерко посреди дороги обронит, то с ее плеч слетит платок… На церковной службе, которую я, скучая, выстаивал в угоду родителям, Дуняша встанет точно напротив меня по левую сторону аналоя, как женщине положено, и смотрит, смотрит до самого причастия. Крестится и кланяется, а все на меня косит нескромно так, греховно. Невольно обратишь внимание.
Раз я ехал полем, удирая от грозы, и увидел: среди приглаженной порывистым ветром пшеницы стоит она, как ведьма. Волосы по ветру разлетаются, платье задирается выше колен. Грохочет гром, впиваются в далекий горизонт молнии, уносит жаворонков ураган. Дуняше все нипочем, она заливается демоническим смехом и подставляет ладони первым каплям дождя.
Эффектная картина, подумали Вы. А я, признаться, испугался за нее и побежал в пшеницу, таща за собой упирающегося Данта.
– Поехали. Довезу тебя до дому, – я потянулся к Дуняше, но она ускользнула, закружилась, раскинув руки.
– Я грозы не боюсь! – озорно воскликнула девушка, – Убегу от нее, коль подойдет. И от тебя убегу, барин. На коне не догонишь.
– Безумная! – мне стоило большого труда удержать Данта, испугавшегося раската грома. Конь чуть не повалил меня в пшеницу.
– От тебя без ума, голубчик, – крепкая загорелая рука Дуняши перехватила уздечку. – Тише, скакунок, тише, – девушка погладила коня по взмыленной шее и морде, помогая мне успокоить его. – Погляжу на тебя, дорогой мой барин, и теряю головушку… Сну лишаюсь, работа валится из рук.
Развевающееся золотистое “знамя” ее мягких волос хлестнуло меня по лицу. Я шагнул назад, не отпуская уздечки.
– Космы подбери.
– Как угодно тебе, барин. Скакуна держи крепче, чтобы к волкам в лес не ушел, – Дуняша сняла с плеч косынку и повязала ее на голове.
– Ваша светлость довольна? – она присела с поклоном и, подпрыгнув, громко рассмеялась.
Я почувствовал, что редкий дождь прекратился. Сверкнула ослепительная молния, озарив вспышкой темное небо.
– Садись на коня, и поехали в деревню, – приказал я.
– А ты подсади меня, барин, чтоб мне ногу не подвернуть.
Я и моргнуть не успел, как Дуняша оказалась у меня на руках.
– Ах, какой ты хороший, барин, – улыбнулась она, скользя шершавыми пальцами по моему тщательно выбритому лицу. – Какой беленький, гладенький. Нежней лебяжьего перышка твои поцелуи. Усами не защекочешь, бородой не заколешь, синяков не посадишь. Как нужны мне твои бархатные уста, не жить мне без них. Сто раз каялась пред батюшкой Афанасием в любви к тебе, сто раз зарекалась не глядеть на тебя с
