меня. Предупреждение Павла о Сибири бередило душу. Я начал представлять себя в колодках.
Скрывающееся за холмом красное солнце поторопило меня, и я поехал домой.
Дант шел плавной неторопливой рысцой. Я любовался закатным заревом, фиолетовыми полосами стелющихся над полем облаков. Старался не думать о плохом.
Впереди показалась черная на фоне огненно-красного заката фигура всадника в широкополой шляпе. Я удивился и капельку оробел – в Лабелино не часто заезжали путники. За лошадью незнакомца бежала здоровенная остроухая собака.
– Доброго вам вечера, достопочтенный господин, – подъехав ближе, незнакомец с поклоном приподнял свою потрепанную черную шляпу и резко дернул головой, зажмурившись, едва достиг его лица яркий солнечный луч.
– Рад вас приветствовать, сударь, – я ответил легким поклоном. – Не заблудились вы, случайно? Я бы мог проводить вас до ямского пути.
Проезжий показался мне странным, и более того, страшным человеком. В нем не нашел уродства, но смотрел он как-то дико. Лет я ему дал сначала тридцать, через мгновение – сорок, а потом решил, что он разменял пятый десяток. Его прищуренные глаза подозрительно поблескивали из тени. Лицо у него было белое, как у напудренной дамы. Средней длины волосы, короткие усы и чисто символическая обстриженная бородка имели русый цвет с некоторой белой пегостью.
Одет он был неряшливо и неприглядно, даже бедно, по-мещански. Черное пальто нараспашку (в изнурительную жару), под ним не то серый жилет, не то рубаха, и черные свободные штаны с пыльными кругами на коленях. Не меньше пыли держалось на его коричневых сапогах.
Еще страшней, чем сам путник, выглядела его мохнатая черно-бурая собака с проседью на морде. Она была похожа на матерого волка, только выше, массивнее и шире в груди.
– Благодарю вас за заботу, – неискренне, с натягом улыбнулся незнакомец. – Еще признателен вам буду, ежели не откажете в ночлеге. Вы здешний помещик, я не ошибаюсь? Усадьба ваша?
– Да, моя.
– Каков же ваш ответ насчет ночлега? Простите за навязчивость. Дорога отняла все силы. А ваши соседи, князья Тузины, к которым две недели я спешил по сугубо важному неотложному делу, и ужином не угостили, и не предложили заночевать. Спровадили за дверь.
– Они строги к гостям немножко.
– Я бы сказал, они скупы.
– Это есть в них. Что поделать… Я вас приглашаю, – я подогнал Данта, направляя его на усадебную дорогу впереди каурой кобылы путника.
Мне совершенно не хотелось приглашать подозрительного незнакомца домой. Как назло, родители уехали погостить в усадьбе генерала Зарубинского – проведать Елену и ее маленькую дочку. Отказ путнику в ночлеге мог впоследствии вылиться в новую ссору с отцом и матерью из-за того, что я не принял гостя по традициям семьи.
– Не Тихоном Игнатьевичем ли мне вас величать? – подведя кобылу вровень с Дантом, спросил проезжий.
