Толстые стены копили прохладу, покрытие отражало свет. Больная не знала. Снаружи и через помещения её перевозили под простынёй. Покров отдёрнули только здесь, в маленькой комнате и очень большой праздничной супнице.
На предположения не хватало концентрации, внимание не реагировало на требования здравого смысла, зрение не захватывало объекты, и перед глазами вообще стояла пелена вроде дымки от костра, наевшегося травы. Стены расплывались – то ли близко, то ли далеко, узор на белеющем смещался и плыл. В сложившейся ситуации нервная система не придумала ничего лучше, чем погрузиться в сон.
На улице, за толстыми стенами, с неспешной июньской постепенностью стемнело. Для дневного сна достаточно, но больная не проснулась, а только предприняла попытку перевернуться с затёкшей спины. Тело чуть двинулось, в узкой прорези бинтов на лице левое веко собралось морщинками – поморщилась от боли. Мимическая реакция вызвала укол боли под челюстью. Больная не проснулась и оставила попытки устроиться удобней. Подозрительная ситуация со спиной угрожала пролежнями.
Посетители явились неприлично рано, в полной готовности будить, но больная уже не спала. Лица были мрачные, и сложно было определить, насколько она им насолила, проснувшись самостоятельно.
Четверо мужчин. Их девушки, видимо, ещё отдыхали.
Главный, по-прежнему в чёрном, занял единственный стул у изголовья. Проверка началась без пожеланий здоровья. В таком состоянии одними пожеланиями сыт не будешь, но всё же.
– Сколько пальцев?
– Два.
– Какое сейчас время суток?
Больная ещё раз глянула на зябкий сизый свет из отдушины над головой.
– Раннее утро?
Мужчина в чёрном не менялся в лице и не отводил глаз от обзорной прорези в бинтах.
– Какой сегодня день?
– Не знаю, – признала больная. Названия месяцев вспоминались без труда, но даты не всплывали, никаких планов или воспоминаний.
– Месяц? Год?
Мужчина будто присмотрелся внимательней, хотя глаза и так сверлили чёрными шахтенными бурами:
– Сегодня 23 июня.
Лица собравшихся выразили ожидание. Больная поглядела на них и выдавила:
– Как скажете.
– Июнь, – на всякий случай повторил старший по возрасту, как психиатр, дающий пациенту одуматься и разглядеть в чернильном пятне, допустим, бабочку, а не симфонию №9 в исполнении Берлинского камерного оркестра.
Он участливо приподнял русые брови и уже почти сам шевелил губами, произнося ответ. Но больная не разобрала, что нужно отвечать.
– Тебя не смущает, что сейчас июнь? – не удержался он.
Главный выразил недовольство, неуловимо изменив положение губ. Впрочем, если бы кто сделал его фото восемь секунд назад, разницы с нынешним выражением не нашёл бы.
– Не знаю, – вовремя спохватилась и не пожала плечами больная. – А что?
