отчего я так рада этому? Не я ведь сама смогу полететь в космос! И не Костя даже…
Когда я думала о Лёнчике, радость переполняла меня. Даже моя вина перед мамой не могла заслонить эту радость.
А Косте совсем не радостно было. Наоборот, я таким мрачным его раньше не видела. Он говорит:
– Я что-то про Юрова вспомнил. Про Тощего.
Тощего-то, думаю, с чего было вспоминать? Хотя когда делаешь всё время одно и то же: обхватил пальцами сорняк, вытянул его из земли, кинул, обхватил, вытянул, кинул – то тебе что только не вспомнится. Да иной раз так остро, будто снова всё переживаешь.
Костя вздыхает:
– Знала бы ты, как я жалел, что стал заступаться за него.
– Ещё бы, – отвечаю. – Тебе же наподдали в тот раз, очки сломали…
А Костя:
– Я не про то. Я раньше думал: было бы за кого заступаться. Ладно ещё кто-нибудь, тогда не страшно, если и побьют. А то ведь – наш Юров.
– Да, помню, – говорю, – как он за тобой ходил. «Если ты друг, ты должен, должен…» Без конца.
Костя поморщился.
– Ну да. А теперь я представил, каково ему было – против всех. Он, может, потому таким и стал.
– Почему – потому? – не понимаю я.
А Костя:
– Я подумал… У него, может, раньше друзей не было, ни разу. С детского сада. Вот он и решил надружиться со мной за всё это время. И чтобы за него заступались, заступались…
Что, думаю, Косте уже нравится Юров? В городе не нравился, а теперь он готов с ним дружить? Да лучше бы он с Лёней подружился! Он же мечтал встретиться с ним! Какая разница, как его зовут на самом деле? В любом случае вечером он здесь появится. Во дворе напротив – у них же тренировка…
Только бы не уехали мы отсюда слишком рано…
Я говорю:
– Тебе всегда чего-то не хватает. Теперь к Юрову, в город хочешь! А Лёнчик тебя вчера звал тренироваться – ты не пошёл…
А Костя:
– Я и говорю – влюбилась ты в этого Лёнчика!
25. Любовь
Вот и поговори с нердом. Или с нёрдом.
Тем более Анна Ивановна вышла в огород.
Она мельком глянула на нас, сказала каким-то своим мыслям «угу» – и принялась полоть соседнюю грядку.
Дело у неё двигалось быстро. Гораздо быстрее, чем у нас. Ей не надо было смотреть, что́ дёргаешь. Пальцы находили сорную траву сами, без помощи глаз. Точно её руки живут сами по себе.
Тут я подумала, что руки у неё, как ни посмотришь, всегда грязные. Вымоет их иногда – например, чтобы на стол накрыть, – а после обеда бегом снова пачкать в земле.
Наверно, так будет, пока на землю не ляжет снег. Снег белый, руки от него не грязные…
Я спросила:
– Анна Ивановна, а что вы станете делать зимой?
Думала, она ответит:
– Зимой я читаю книжки. Вышиваю салфетки. Выпиливаю лобзиком.
Но она сказала:
– Это ты угадала. Скучно зимой
