и море по колено видавшему, и в пустыне на каждом шагу колодцы? – в голосе офицера сквозил явный, причём ядовитый сарказм, вынуждающий защищаться от насмешки. Испытанный приём, опробованный ещё в кадетском корпусе, в Омске. Его ровесники, задетые за живое, вспыхивали мгновенно и сгоряча выбалтывали такое, что обычно утаивали. Потом, уже будучи корнетом по выпуске, а затем и поручиком, он оттачивал сей приём на заносчивых приятелях, блистающих «красноречием» и непроходимой тупостью пополам с пошлостью, и приём ни разу не дал осечки.
Баюр расплылся блаженной улыбкой, будто его не ужалили, а изысканно похвалили.
– Я много чего боюсь, – ответил он без тени раздражения. – Но предпочитаю страху смотреть в глаза и не оставлять ему шанса смотреть мне в спину.
Чокан стиснул зубы. Да. Не выгорело. Этого так просто поймать на удочку не удастся. Не захочет о себе рассказать – хитростью не заставишь.
Но волхв вопреки ожиданиям не стал скрытничать и напускать на свою персону таинственный туман. Рассказал просто, как само собой разумеющееся, что был в Заилийском Алатау, полазил по склонам, потом на спуске к Иссык-Кулю чуть не сверзнулся в ущелье, но отделался потерей лошади и парой-тройкой синяков, не считая морального ущерба. Если бы не встреча с Джексенбе, у которого были две заводные лошади, пришлось бы ему туговато. Вместе они шли ещё три дня, охотились, ибо провизия вышла у обоих. Дичи там много. Для костра тоже есть что пособирать. Ночью отбивались от волков…
– Там и побратались? – вклинил вопрос Чокан уже без всякой подковырки и улыбнулся. Ему было немного неловко, но досадовал он на себя одного. Мог бы и сразу разглядеть, что Баюр был вовсе не похож на тех выскочек, на которых он оттачивал свой сарказм. Волхв раскусил его сразу, но обидеться на задиристый выпад и не подумал, посчитал ниже своего достоинства. Гордый, но, надо отдать ему должное, не чванливый.
Джексенбе не остался в стороне от разговора, не смолчал:
– Там было не до того. Потом уже. Когда я привёл карабаира. А волки лошадь хотели задрать. Баюр из мултука стрелял. Они и отстали.
– Надо тебе ружьё подарить. При следующей встрече, – волхв хлопнул по плечу побратима, придавая своему обещанию вес. – Выстрела боятся не только волки, но и двуногие хищники.
– Ты мне халат дарил, – напомнил киргиз.
– Халатом разбойников не отгонишь, только приманишь, – рассмеялся обладатель мултука. Последний, кстати, высоко ценился киргизами и был большой редкостью для этого племени. Встречались у них старинные кремниевые ружья, фитильные, которые доставляли больше хлопот, чем толку. Так что у обрадованного побратима засияли глаза и жарким румянцем полыхнули скулы.
Между тем ельник кончился, его сменили разношёрстные кустарники, местами ползущие вверх по склону и непролазные настолько, что продираться через них без ущерба себе
