бы Рахманов был здесь, он бы немедленно узнал меня и подошел. А раз он не подошел, значит, еще не появлялся.
Это и оскорбляло и обнадеживало меня в одно и то же время.
А вечер между тем все стремительнее вступал в свои права. Колючий холод, усиливаемый приближающейся ночью, с каждой минутой царапал меня все глубже и беспощаднее.
Я стояла, вздрагивая от холода, на прежнем месте и проклинала себя за то, что не ушла сразу после того, как пробило семь вечера. Но так как роковая ошибка уже была совершена, я решила потерпеть еще несколько минут и уже тогда уйти с твердым осознанием того, что я сделала все, что могла, и моей вины в несостоявшемся свидании нет и быть не может.
Я решила подождать до семи двадцати, хотя здравый смысл подсказывал мне, что это было даже слишком много. Тот же здравый смысл шепнул мне, что я пустоголовая двадцатипятилетняя идиотка, которая ничего другого и не заслуживает, кроме как стоять здесь и мерзнуть в ожидании черт знает кого, а если быть точнее – убивать время на явного афериста. Все эти его изящные выражения, старинные словечки – так сейчас никто не говорит! Похоже, меня действительно развели. Я бы, если честно, совсем не удивилась, если б узнала, что прямо сейчас кто-то тайно за мной наблюдает и помирает со смеху.
Эта мысль не казалась мне такой уж маловероятной. И, странно, она совсем меня не разозлила. Хотя и была довольно обидной. Выходит, не я буду смеяться над кем-то в старости, а надо мной кто-то. Унизительно! До чего же унизительно!
Я нетерпеливо взглянула на часы. Еще две минуты, и можно будет отправляться домой. Неважно, пусть Артем насмехается надо мной, сколько ему угодно, главное, что я наконец-то буду в тепле и уюте. Скорее бы…
И в этот момент произошел неожиданный эпизод, мгновенно приковавший к себе всеобщее внимание, в том числе, конечно, и мое.
Возле парковой площади, чуть правее от входа, затормозил самый настоящий (а не декоративный) серебристо-белый роллс-ройс, длинный и могучий, как гребнистый крокодил. Зрелище это было до того небывалое для Тихого (как, впрочем, и для любого другого провинциального города), что все вокруг прямо-таки остолбенели от изумления. Я тоже была несколько шокирована. До сих пор мне приходилось видеть подобные автомобили исключительно в кино, в реальности же – никогда.
Но самое поразительное было еще впереди. Вместо ожидаемого мной почтенного старика в деловом костюме, сурового и морщинистого, как дон Корлеоне, из машины вышел человек, окончательно повергший толпу наблюдателей в благоговейный трепет. Во мне же он вызвал чувство, на которое я до сих пор не считала себя способной.
Надо сказать, несмотря на то, что мне уже давно исполнилось двадцать пять лет, я все еще хорошенько не знала, какие парни в моем вкусе. Брюнеты – блондины, светлые – смуглые, сероглазые – кареглазые – у меня никогда не было каких-то особых предпочтений. Все мужчины, которых я когда-либо видела, неизменно сливались
