веранды, в длинных очередях в унылых магазинах или просто на улице. Все были юными и еще не планировали серьезных отношений. Все происходило быстро: в том же в парке за густыми кустами душистых акаций, росших вдоль длинных извилистых аллей.
Почему-то он решил, что Инга совершенно другая. Может быть, ему самому захотелось придумать новый, неизведанный образ, соединив в нем всех тургеневских и бунинских барышень, о которых он мечтал в юности, читая не самые реалистичные, но очень волнующие молодую кровь книжки, не входящие в школьную программу.
Купив бутылку красного «Арбатского», коробку конфет, несколько эклеров, которые ему завернули в кулек из плотной бумаги, два мельхиоровых стаканчика в сувенирном отделе, он быстро побежал обратно.
На улице пошел мелкий дождь. Инга уже не сидела на скамейке, а ждала его недалеко от входа в магазин.
– Это же летний. Сейчас пыль прибьет и закончится, – испугавшись, что девушка передумала и сейчас уйдет, засуетился Андрей. – Спрячемся под дерево. Так даже интереснее.
– Вот что я решила, – уверенным голосом, явно все обдумав, произнесла Инга. – Я все‑таки не могу так… На улице. Родители сейчас на даче и дома никого нет. Я живу здесь рядом. Пойдем ко мне в гости? – предложила она и, не дожидаясь ответа, взяла его под руку и потянула в сторону от магазина.
Андрей растерялся. Перехватив инициативу, эта миниатюрная девушка сломала все его стереотипы. Инга не хотела играть по установленным правилам. Это было необычно и поэтому интриговало и озадачивало.
– Что у тебя в кульке? – спросила она.
– Эклеры.
– Знаешь что… На улице есть нельзя, но я так проголодалась. Дай мне один.
Они прошли мимо большой афиши нового фильма. На ней серьезный юноша в кепке и чем‑то разочарованная, очень милая девушка в берете, застывшие под надписью «Вам и не снилось», искали выход из какой‑то сложной и запутанной ситуации.
Андрей вспомнил, что именно на этот фильм он должен был пойти с Леной сегодня вечером. Но это были будто воспоминания о чьей‑то чужой жизни.
Инга остановилась рядом с закрытой палаткой «Пепси», оставшейся после недавно закончившейся Олимпиады. Из динамика на соседнем ярко‑желтом киоске «Спортлото» хрипел Кутиков: «Вот, новый поворот и мотор ревет…»
Она пыталась есть эклер маленькими кусочками, но из него выползал белый крем. Приходилось слизывать его, чтобы не испачкаться. Доев, она плотоядно вздохнула, вытерла платком руки и потянула его с проспекта в тихий переулок. «Улица Грановского», – прочитал Андрей табличку на углу дома.
Через сто метров они свернули во двор старинного особняка с многочисленными колоннами и эркерами, и зашли в подъезд. За тяжелой входной дверью было огромное светлое фойе. У Андрея появилось ощущение, что это какой‑то театр. В будочке с большими стеклянными окнами кто‑то сидел и пристально смотрел на него. Он почувствовал себя неловко, будто незаконно
