Петрович, придавая этому слову ОСОБУЮ эмоциональную окраску: – Трудности…, – и, упоенно, прикрыл прикрыл свои, умудренные жизнью, глаза.
– Эх, молодежь, не знаете вы еще ЧТО ТАКОЕ НАСТОЯЩИЕ ТРУДНОСТИ… ЛИШЕНИЯ… ТЯГОТЫ… Вот в НАШЕ время…
И понеслось… В их время. В их бытность. Не допивали, не доедали, не досыпали. И всякие жизненно необходимые действия с приставкой «НЕ». В ИХ ВРЕМЯ. Вечность назад. Хотя, умудренному опытом, коммунальному работнику Акиму Петровичу от силы было лет 35…
Ну а с лысиной все 36… А с очками даже 37…
Его далеко еще не почтенный возраст выдавали глаза не подернутые пеленой отпечатка, прожитых в суровых условиях, лет. Да зубы, в которых он периодически ковырял пальцем (видать частичка курицы плотно застряла), в довольно исправном состоянии, не присущим человеку, близившемуся к закату своих солнечных дней. Да и лицо не являло собой
изборозденное поле. Да и кожа на шее красно-розово лоснилась, а не скукожилась. Но вид у служителя коммунальных служб, бесспорно, создался впечатляюще-представительный и слова его обладали ОСОБЫМ значением. Как будто каждое слово было итогом суровой, полной невзгод но торжественно прекрасной, фундаментально честной и, поистине, НАСТОЯЩЕЙ жизни неутомимого борца за честь и совесть эпохи…
– В наше время МЫ не думали о удобствах, о облегчении жизненных условий. Мы отстраивали, разрушенную войной, страну. Мы писали ее с чистого листа. В наших сердцах, в наших умах царила неукротимая вера в светлое будущее. Мы свято верили в судьбоносную нашу миссию.
Как говорится: «Нам было просто не до отдыха с тобой…»
«Наше время – это, наверное,70-е, когда вовсю вошла в русло тяга к свободовыражению. Даже в комсомольских стройках… Это, конечно, так… Но страна уже была исписана… Очень и очень много чистых листов были заняты буквами… Словами…», – думал Максим, внимательно слушая все эти лозунги и сам удивлялся своим неглупым и, оказывается,
взрослым, суждениям…
…А тот все выстреливал звучные фразы. Ему бы еще на стол залезть да нацепить на свою полосатую рубашечку красную ленточку. Поверх подтяжек, разумеется. И, размахивая рукой, с чуть сжатой в кулак ладонью, продолжать плакатную речь… Просто неудобно так сделать… В поезде все же… Вагон качается, дергается… Можно запросто со стола упасть… И КОНФУЗ ТОГДА…
…Максим, признаться, невольно попал чуть ли не под гипноз от мощных речей этого «умудренного старца», продолжая рассматривать то его полосатую рубашечку, то милые подтяжки, то чуть запотевшие очки, то мелкие капельки пота на полулысой голове, напоминавшие божественную (а как иначе?) росу. И поражался своим оппонируемым умным мыслям, которыми мысленно оппонировал Акиму Петровичу, но со ступора его вывел вопрос. Сосед по плацкарту резко прервал свой злободневный монолог и перескочил на вопросы… Или допросы…
– А как вы считаете, Максим, верна ли политика Михаила Сергеевича Горбачева? Верен ли
