места для проведения, не имеющих никакого практического смысла, бесед, из читального зала, из общественной столовой во всеобщую ночлежку. Вон серьезнейшего вида мужчина заботливо расправляет полотенце, поглаживает свои брюки, висевшие на вешалке и осматривает свою нижнюю полку, мысленно обязывая ее к тому, что теперь она не какая то там, имеющая статус номера 16, полка, а ЕГО КРОВАТЬ. Полке то, конечно, все равно полкой быть или кроватью, но человеку, ее оккупирующему, приятно осознавать свое превосходство над полкой.
Дескать, как скажу, так и будет называться.
А вон, на верхней полке, некто смачно спит, свистяще похрапывая. С до того умиленным выражением лица, что создается впечатление как будто этот некто окунулся в свое наиприятнейшее детство, замыкающееся на философствование в процессе посещения горшка, или сосание соски, или собирание конструктора в более позднем варианте детства. Ишь слюни то как потекли ручейком из уголка приоткрытого рта прямо на подушку. А то что ноги, обутые в далеко несвежие носки, вытянулись до середины прохода не имеет абсолютно никакого значения этому НЕКТО высокого роста. Его посетило блаженство. Ну а проходящим мимо по проходу приходиться сдерживать свое раздражение, отклоняя голову в сторону от ног в носках, морщив при этом свой чувствительный к не своим запахам, нос, либо подныривать под эти ноги в рваных несвежих носках, стыдливо в мыслях матерясь…
А вот совсем не старые молодые люди, по-домашнему расположившись в плацкартном купе в количестве восьмерых, решали насущные проблемы, касаемые как лично их так и всего мирового сообщества путем бесперебойных монологов и виртуозных жестов рук, подогревая себя бодрящими крепкоалкогольными напитками. Монологи бесперебойными являлись потому, что подогревание бодрящими напитками подходило к той стадии, когда все из компании уж не были столь внимательны к собеседникам, а спешили высказать свою (единственно верную) точку зрения на заданные темы.
То есть пошло словоблудие на повышенных эмоциях. Но, несмотря на, далеко не тихие, свои разговоры молодые люди среднего возраста все же не вылетали за рамки приличий. Попросту говоря, не били морды ни друг другу ни прочим (уже почти спящим) обитателям плацкартного вагона, пребывающим в молчаливом возмущении по причине этой интеллектуальной пьянки. Стаканы не разбивались, окна не разбивались, полки не ломались, ложки и помидоры с яйцами не летали от оппонента к оппоненту. Царил относительный порядок. Курить они ходили все-таки в тамбур. Не открывали окно и не дымили прямо в плацкарте своей. Тем более почему-то курили не все сразу. А по трое. Двое не курили. Эти двое больше всех, к тому же, молчали. Так что, получив несколько замечаний от проводницы (целью которой было добиться окончания шумноватых диспутов или, хотя бы «немного потише, ребята») они, не нарушая правил приличия, продолжали спорить о значимости грядущих перемен…
«Вот теперь заживем!», «Это конец.», «На хрена все это…»
«Прочь железный
