сферы, позволяющие лучше понять последствия таких глобальных событий, даже если на первый взгляд они кажутся периферийными [Bartlett 2008: 9]. Я уже ранее исследовал вопрос о прекращении существования национальной историографии [Jacob 2014а] и в настоящем исследовании продемонстрирую, что Русско-японская война определила историю не только Восточной Азии, но и всего мира в XX веке. Эта война стала водоразделом не только для Японии, но и для России, дальневосточная политика которой после событий 1904–1905 годов переориентировалась на Балканы [Chang 1974: 321]. Русско-японская война не только обрушила мировой геостратегический баланс, но также показала военную и политическую слабость России. Эта война не стала неожиданностью для всего мира – немецкие газеты отправили военных корреспондентов в Восточную Азию за три недели до ее начала[22], – но население и правительство России были удивлены ее внезапным началом, даже несмотря на то, что Япония прекратила дипломатические отношения с Российской империей [Bartlett 2008: 8; Nish 20056: 13][23]. Рядовых россиян не интересовала такая далекая война, а новости о все новых поражениях в Восточной Азии разжигали революционные настроения. В 1909 году У Д. Бёрд с легкостью объяснил взаимосвязь между успехом Японии и разладом в России:
Великая северная держава заплатила соответствующую цену за неподготовленность, плохую организацию и неверное распределение сил. Она потеряла инициативу, была вынуждена подстраиваться под операции врага и отправить на линию фронта по прибытии на театр военных действий разрозненные подразделения, между которыми не было налажено взаимодействие. Как всегда происходит в таких обстоятельствах, советы были противоречивы, планы быстро составлялись и быстро забрасывались, генералы не доверяли ни друг другу, ни подчиненным, а войска, разделив это чувство, перестали доверять своему начальству [Bird 1909:64].
Японцы также пытались усилить это чувство недоверия и разногласия внутри российского общества, в частности через меньшинства, жившие в границах многонациональной царистской автократии. Японский военный атташе Акаси Мотодзиро (1864–1919) в начале войны был переведен из Санкт-Петербурга в Стокгольм, откуда поддерживал восстания в Российской империи [Hildebrand 2005: 43]. Его действия служат свидетельством взаимосвязи между Русско-японской войной и революцией в России, что является одним из аспектов влияния этой войны на мир.
Имперские амбиции США также возросли под влиянием исхода войны. Американский президент Теодор Рузвельт (1858–1919) признал опасность Японии как одного из соперников США в связи с ее интересами на Дальнем Востоке [Esthus 1966: 38–41]. Азиатско-Тихоокеанский регион оказался местом конфликта интересов Японии и США. Антагонизм двух быстро растущих государств стал очевиден после подписания Портсмутского мирного договора, ставшего лишь «поворотной точкой в японоамериканских отношениях» [Esthus 1966: 3], но, как утверждали многие, проложившего путь к Перл-Харбору [Steinberg 2008: 5–6; Togo 2008: 158]. Если США боялись нового соперника в колониальной сфере в Восточной Азии, то Великобритания радовалась победе Японии, положившей конец российской угрозе
Статс-секретарь военно-морского ведомства Германии фон Тирпиц начальнику адмиральского штаба ВМС Бюхзелю, Берлин, 18 января 1904 года. BArch MArch, RM 5/5777.
См. также: Телеграмма, предписывающая доставить официальную ноту о разрыве дипломатических отношений, 5 февраля 1904 года, от министра иностранных дел Комура министру Курино в России, официальная телеграмма № 54 // Дипломатический архив, Министерство иностранных дел. URL: https://www.jacar.go.jp/english/nichiro/komura_telegram_txt.htm (дата обращения: 16.10.2021). Теодор Рузвельт также выразил непонимание, почему Россию удивила атака Японии. В письме Уайтлоу Райду от 11 февраля 1904 года он писал: «Я не могу понять, почему Россию поймали врасплох после четырех лет агрессии или даже больше».
