Новый Олов.
Тогда еще крестьянам выдавали натурой зерно и семечки в мешках. В центре села был колхозный амбар, откуда это богатство утекало по сельчанам. Был еще клуб, в который киномеханик приезжал 2–3 раза в неделю. Его ждали, как ждут дети деда Мороза. Клуб всегда был набит битком, но попасть в него мог каждый. Билет стоил 10 копеек.
Там, на своей очередной малой родине, я впервые прокатился на тракторе, сел на лошадь, научился плавать (меня просто бросили в воду) и вязать веники для овец, попробовал шакшу (запеченную кровь барана), полюбил парное молоко и поймал первого хариуса.
Я приезжал каждый год до восьмого класса и жил там по месяцу. В 1968 году умер дедушка. На похороны приехало много людей. Тот плач над Новым Оловом до сих пор стоит у меня в ушах: тогда разом замолчали все кузнечики, был слышен только крик его дочерей… Оно и понятно: дети любили, как они называли деда, своего тятю.
Он был немногословным, работящим и справедливым. А главное, тоже очень любил своих детей…
Я возвращаюсь к нам домой. В маленьком палисаднике напротив крыльца была разбита клумба, где мило радовал глаз коврик (так называли маленькие красные цветы), а справа стояли качели, на которых мы любили качаться. За качелями папа выстроил летнюю кухню – любимое место летом.
Калитка слева вела в огород, а калитка справа выводила в ограду. Как я говорил, в ограде на пригорке стоял туалет. Вот с этого пригорка мы и учились кататься на велосипеде. У нас в семье велосипед был единственным транспортом, который расширял наши возможности. Первый велосипед «Кама» был большим, с рамой и задним сидением. Мы учились кататься с горки под рамой, ибо чтобы подняться над рамой, нужно было подрасти.
Это была техника, которая не знала отдыха, потому что претендентов на нее было много. Сначала нас катал отец. Иногда он брал двоих: один садился на раму, второй – на сидение. Кататься было безопасно, так как машин практически не было, а мотоциклов было мало. Падали мы часто, но велосипеды были крепкие. Не то что сейчас. Только иногда соскальзывали цепи или гнулись педали, но это все мы легко ремонтировали сами.
Кстати, я не стал водить ни мотоцикл, ни машину. Может, на это повлиял один случай. С мамой на КБО работала закройщицей тетя Галя Непомнящих. Мы дружили с ее сыном Геной. У отца его друга был отличный мотоцикл ИЖ-49 с люлькой. Мы решили покататься. Когда наступила моя очередь, я сел и поехал, но вдруг увидел, что по улице Первомайской едет милиционер, и то ли от страха, то ли судьба у меня такая была, я въехал в него: мы вдвоем – нарушитель и блюститель – очутились в канаве…
Благодаря велосипеду поселок становился меньше, все его окрестности, сопки, речки, черемуха, дикие яблочки, брусника, голубика, грибы и родственники становились ближе.
Сначала мы с отцом ездили на рыбалку на Куэнгу, приток Шилки, коя, сливаясь с Аргунью, образует Амур. Куэнга протекала с севера параллельно поселку и Транссибу, но потом сворачивала на запад, образуя узкое место, где почти смыкалась с железнодорожными
