style="font-size:15px;"> Из глаз градом полились слезы, и теперь она тосковала не только о горестях любви, но и о своей непричастности к ней. Повторив имя Сеита несколько раз, она ласково провела тонкими длинными пальцами по воображаемой голове на подушке. Как будто он хранил, питал и воспитывал все воспоминания о своей любви, о ее недостижимости, о тоске, заточенной в воспоминаниях. Шура потянула на себя край покрывала, лежавшего на кровати. Она повернулась на бок и подтянула колени к животу. Было холодно. Когда-то она полагала, что сможет смириться со своим неразделимым одиночеством, но этого не произошло. Да и с кем бы разделила она его? Разве что только с Сеитом. Им удалось соединить свои два одиночества… на какое-то время. Но теперь она не могла найти ничего, что успокоило бы ее душу. Переехав в Париж, она навсегда оставила своих близких и свою страну. Новая любовь, которую она нашла, оказалась недостаточно сильной. Потому что никакая любовь не затмила бы ту, что ей уже довелось пережить. Она все сильнее и сильнее осознавала глубину их с Сеитом связи. Они умели делиться своими ранами, страданиями, своей болью, даже не говоря о них, потому что их объединяло одно и то же прошлое. Теперь же они стали прошлым друг друга, и Сеит остался там, далеко, в другой жизни.
То, что произошло весной 1924 в доме в Пере… Другие воспоминания посетили ее. Воспоминания о том, как она, проведя ночь с Аленом, увидела на пороге своего дома Сеита… Будь проклят тот день! Один из тех, что изменил ее жизнь навсегда. Она помнила их ссору, его разгневанный взгляд и страстные минуты любви, последовавшие после.
– Да, любовь моя, я хотела бы быть, как те купидоны: застыть, обнимая и целуя тебя. Ах! Я так по тебе скучаю, любимый…
Тоска, которую она испытала, сокрушила ее душу и утомила тело. Но Шура собиралась жить, гордо подняв голову, не раскрывая никому ни печали, ни боли, ни оставленных в прошлом шрамов. Она должна быть сильной. Она подтянула одеяло к лицу и промокнула глаза…
Глава третья. Одинокая любовь
Скоро возвращается Ален. Они собирались вместе провести Новый год и Рождество в Париже. Ее новый мужчина пытался вернуть Шуре всю прелесть былой жизни, которую она оставила позади, и хотел помочь ей забыть обо всех своих страданиях, даже несмотря на то, что почти ничего не знал о них. Он пытался понять прошлое Шуры, ее чувства, надежды и мечты, но все, что было у него, – лишь отблески, отражавшиеся в ее глазах. Он выделил ей квартиру своего отца, а как только вернулся в Париж, то стал проводить с ней все свободное время, одаривая женщину подарками и любуясь ею.
Для Шуры эта любовь была иной, более терпкой и стойкой. Спокойной, уравновешенной, без взлетов и падений, без волнений и приключений, без печали и страсти, о которых хотелось бы вспоминать после. Она знала, что случится с ней и Аленом, как только он войдет, – знала так, будто это было высечено в камне. В их отношениях, длящихся вот уже несколько месяцев, не было никаких сюрпризов. Это позволило ей после всего произошедшего
