павлин… Думаете, этот балет, который вы называете поединком, хоть в малейшей мере похож на настоящий бой? Что вам знать об этом?
И без того бледная кожа Ягеллона приблизилась на пару тонов к холодному мрамору.
– Благодарю за бой. Я обязательно извещу вас, если захочу узнать ваши соображения касательно этого.
Но если он хотел охладить пышущего жаром Томаша, то лишь зря тратил время.
– Бой – это не проклятые пируэты! – тот осклабился. – Это испепеляющий огонь, бьющий вам прямо в лицо! Это земляные валы и эскарпы! Это бронебойные батареи, кроющие фланговым, и горящая нефть под ногами! А вы…
Пожалуй, эти двое сейчас вцепятся друг другу в глотки, злорадно подумал Гримберт, даже без доспеха. Чувствуется, что оба напряжены, видно, долгое ожидание Грауштейнского чуда не наделило их души христианским смирением.
Шварцрабэ выскочил, словно чертик из табакерки. Гибкий, подвижный, улыбающийся, в своем щегольском и неуместном берете, он очутился между Ягеллоном и Томашем так легко, будто был закадычным приятелем обоих.
– Превосходный бой! – с жаром произнес он, пожимая руки, которые отнюдь не стремились ему навстречу. – Признаться, прежде я самонадеянно мнил себя человеком, разбирающимся в «Шлахтунге», но теперь вижу, что не гожусь вам обоим даже в подметки. Какой бой! Потрясающе, просто потрясающе. Если бы некрозные братья сообразили взимать плату со зрителей за его просмотр, то завлекли бы в Грауштейн куда больше паломников, чем какая-то пятка. Сир Хуго фон Химмельрейх – к вашим услугам! Так уж случилось, что у меня в кармане завалялось несколько монет, и я охотно потрачу этот капитал на кислое монастырское пиво, чтоб спрыснуть эту славную победу и заодно выслушать ее детали от участников. Что скажете?
Его слова не нашли горячего отклика. Томаш молча вырвал руку и заковылял к своему доспеху, что-то нечленораздельно бормоча на ходу. Двигался он так, будто в его позвоночнике не осталось ни одного целого позвонка, а во внутренностях со стороны на сторону перекатывался тяжелый чугунный шар.
Кусок упрямой плоти, подумал Гримберт с каким-то болезненным уважением. Явно провел в доспехе не один десяток лет, тот украшен сигнумами битв со всех сторон, точно птичьим пометом.
– Благодарю за приглашение, – Ягеллон взглянул на Шварцрабэ без злости, но явственно подчеркивая сухостью голоса разделяющую их пропасть. – Однако вынужден его отклонить. С минуты на минуту господин приор возвестит о начале службы, а мне бы не хотелось пропустить литургию, восседая за кружкой.
Он вежливо кивнул им и тоже удалился, неестественно прямой, с высоко поднятой головой.
Даже не орел среди ворон – павлин на курином подворье, с желчной усмешкой подумал Гримберт, прав был старый Томаш. Судя по говору, безусловно лехит, да и черты подходящие. И, как все лехиты, пыжится от гордости, несмотря на то что беден как церковная мышь. Если бы хотя бы часть его гонора можно было переплавить в золото,
